НА УЛИЦАХ ГОРОДА
Набережная, бульвар, городской сквер, лестница над морем, Дерибасовская, подъезды театров — все полно людей. Идешь и думаешь: жива Одесса! Жива ее темпераментная душа. Не удалось оккупантам убить ее вольный дух, ее юмор, ее южный колорит.
Невозможно спокойно, молча ходить по улицам. На второй день освобождения я добрый час шел от дома № 15 по Греческой до памятника Ришелье. На каждом шагу надо было давать разнообразнейшие справки.
— У нас был городской голова Герман Пынтя — смешнее фамилии не придумаешь. Все приказы он начинал словами: «Я, Герман Пынтя...» Как какой-нибудь Николай Второй. Мою улицу он назвал именем Муссолини. Как узнать, когда поймают этого Пынтю?..
— Скажите, Москва в порядке?.. Ну, слава богу...
— Скажите, где сейчас находится наградной отдел Приморской армии: я не успел получить награду за строительство баррикад...
— Может быть, вы встречали моего братишку — такой черненький, техник-интендант 2 ранга, очень храбрый человек...
Вопросы, желания, стремления — бесконечны. Молодые ребята житья не дают военным комиссарам. Идет призыв, они требуют: «На флот, только на флот, мы же природные моряки».
На террасе кафе «Фанкони» старички в чесучовых пиджачках снова обсуждают международное положение и стратегические проблемы фронта. Кафе еще закрыто. Старики сидят у пустых столиков.
Пожилой человек остановил меня на улице, нежно взял в руки медаль и спросил:
— Скажите, она из чистого золота?.. Ах, из бронзы, красота! Это за оборону Ленинграда?.. А скажите, за оборону Одессы тоже из бронзы? Или золото с бронзой?..
Девушка на Ланжероновской спрашивает:
— Какие теперь поют песни? Вы знаете, мы так отстали, так отстали...
Вечером, когда из окон какой-нибудь квартиры раздаются звуки аккордеона и голос поющего новую песню бойца, под окнами собирается толпа. Песню слушают, записывают, стучат в окно и просят повторить.
На четвертый день освобождения на Дерибасовской зазвучало радио — передавали «Последние известия». Собралась, разумеется, толпа. Тут же в управление связи прибежал солидного возраста человек:
— Слушайте, нельзя ли повторить? Я не разобрал: там передавали про Одесское пехотное училище, в нем учится мой племянник...
В первый же день на Дерибасовской появились мальчишки-чистильщики. Отбивают чечетку щетками, зазывают. Я поставил ногу на ящик. Мальчишка обмакнул щетку в какую-то черную жидкость.
— Что это у тебя такое?
— Новый одесский крем, — он показал мне банку с этикеткой: «Негрязин».
Идет по улице милиционер. Он несет под мышкой сине-красную вывеску: «Седьмое отделение милиции». Толпа мальчишек кричит: «Дяденька, дяденька, отделение сгорело». У развалин дома, где помещалось отделение, милиционер постоял, подумал. Подошли прохожие и помогли ему прибить милицейскую вывеску на телеграфный столб.
Идет красноармеец с миноискателем. На Дерибасовской к нему подходит симпатичная девушка:
— Скажите, вы не сержант Михеев?
— Откуда вы меня знаете?
— Ваша подпись на всех домах. У меня к вам личная просьба.
— Проводить? — красноармеец краснеет.
— Да, до Оперного театра. Проверьте еще раз, может быть, там особо замедленная мина...
Бывает и такое. При оккупантах тут действовали комиссионные магазины. Частные. Наша комендатура выдвинула ультиматум: или немедленно их открыть, или магазины будут конфискованы. Но владельцам магазинов еще неясен курс рубля и положение оккупационной марки. На всех магазинах появились дощечки: «Уже открыт. Производится ремонт».
Возле кинотеатра скандал. Публика на улице требует вмешательства военных или милиции. С утра до ночи идут бесплатные киносеансы: показывают «Два бойца», фильм об одесском герое Косте, защитнике Ленинграда. Зрители, попавшие в зал, смотрят картину в четвертый раз. Они уже поют «Темную ночь» и «Шаланды, полные кефали» вместе с Марком Бернесом. А на улице нервничает публика, ожидающая с билетами сеанса.
На улицах часто можно видеть пленных: каждый день их находят в подвалах и развалинах, жители вытаскивают их на божий свет и конвоируют к коменданту города. Дети ведут по Ришельевской длинноногого верзилу в трусах — покоритель Европы заискивает перед одесскими мальчишками. На тротуарах комментируют: «Он совершает отходное движение с малыми потерями...»
Пленных много — одни не успели удрать, другие спрятались, чтобы сдаться. Возле гостиницы «Красная», где уже стал на вахту знаменитый швейцар с длинной черной бородой, толпа жителей допрашивала пойманного ею капитана Попеску Караджа, воспитанника офицерской школы маршала Антонеску. Он уверяет, что с первого дня войны искал возможности сдаться в плен. Толпа над ним смеется, как смеется над всей бутафорской «Транснистрией», — так была названа подаренная Гитлером маршалу Антонеску украинская земля между Днестром и Днепром. Один одессит, поднеся к носу оккупанта спичечную коробку с белой этикеткой «Транснистрия», сорвал эту этикетку и показал под ней марку нашей спичечной фабрики и старую милицейскую рекламу: «Переходите улицу только на перекрестках».
— Так и с вашей Транснистрией! Понимаете? Капут Пынтя!..
Толпа грянула хохотом.
На четырех углах шумного перекрестка Дерибасовской и Преображенской весь день стоят толпы людей: они смотрят на виртуозные манипуляции фронтовой регулировщицы. Ей завидуют, ею восторгаются. Одесские девушки бегут в военкомат.
Я не видел еще ни одного города, так быстро ожившего после страшных дней оккупации. Одесситы и те, кто оставался в Одессе, и пришедшие с Большой Земли, чистят и моют улицы и дома, стеклят Лондонскую гостиницу, сбрасывают в воду битый кирпич и осколки. Круглые афишные тумбы заклеены новыми плакатами и театральными рекламами.
Я видел позавчера старого человека, директора одесского зоопарка Бейзерта, ученого натуралиста. Одесса существует полтораста лет, зоопарк — сорок, все эти сорок лет Бейзерт работает директором. Никому не пришло в голову вывозить зоопарк из осажденной Одессы. Бейзерт остался в оккупированном городе. Герман Пынтя отказал зоопарку в поддержке. Надо было чем-то кормить животных. Сотрудники зоопарка открыли трикотажную мастерскую, чтобы заработать зверям на пропитание. За несколько дней до сдачи Одессы немцы приказали старику эвакуировать зоопарк в Румынию. Ему дали для этого один грузовик.
Старик оттягивал эвакуацию сколько мог.
Утром девятого апреля к нему явился чин из комендатуры и предупредил: если Бейзерт немедленно не вывезет зверей — и он, и его семья, и его животные будут уничтожены. Бейзерт погрузил на грузовик жену, свои вещи и клетку со львом. Выехав за город, он долго колесил по дорогам, потом вернулся в Одессу в надежде, что оккупантов уже нет.
В городе шли бои. Машину со львом остановил фашистский офицер. Он крикнул Бейзерту:
— Почему не эвакуируетесь? Ждете расстрела?
— Что вы, герр офицер, — невозмутимо ответил семидесятилетний Бейзерт, по национальности немец, хорошо знающий язык. — Я уже вывез одного льва и теперь, как видите, вывожу другого.
Он снова уехал за город.
Так он возил своего льва вокруг Одессы до ночи, пока мы не заняли город. Тогда он водворил клетку на место.
Сегодня на углу Екатерининской и Дерибасовской открылся цветочный магазин. Десятки одесситов покупали букеты фиалок и сирени. Хоронили разведчика Лаврова, он первым вошел в город, его убили возле Оперного театра. Толпы провожали прах разведчика на кладбище. Гора живых цветов выросла на его могиле. Он стал одним из самых великих граждан города.
1944 г.
Из «Одесской тетради» корреспондента газеты «Красный флот», писателя Владимира Рудного
+380 (63) 171-18-44
Viber, WhatsApp, Telegram
Главная
Каталог
Расписание
Статьи
Фото
Отзывы
О проекте
Интерактивный Музей В.С.Высоцкого