Интерактивный

Музей

В.С.Высоцкого

+380 (63) 625-21-98

+380 (66) 835-97-17

Mesto.Vstrechi.Odessa@gmail.com

+380 (63) 171-18-44

Viber, WhatsApp, Telegram

"ВЕРТИКАЛЬ". ПОДГОТОВКА

В книге «Владимир Высоцкий в Одессе» составителя Галины Лазаревой в серии «Имена Одесской киностудии» публикуется любопытный документ – карточка актера, получающего зарплату за роль радиста Юры, позволяющая датировать некоторые события. Там стоит дата 20.07.66, т.е. с этого момента актер Высоцкий начинает получать зарплату за роль Юры. Видимо – это и есть точная дата приезда Владимира Высоцкого на съемки в горы и заселения в гостинице «Иткол». А, что касается имени Юра? По фильму все участники зовутся своими именами. И к Высоцкому в картине Лужина обращается «Володя». Думаю, что ошибка в документе говорит о том, что на роль радиста Высоцкий не планировался до последнего момента, да и в литературном сценарии героя поющего песни зовут Юра. В тексте сценария есть переделанная песня, часто исполняемая Юрием Визбором. Видимо и Тарасов, работая над сценарием, тоже имел в виду Визбора.

Обратимся к газетной публикации тех лет, «Кинонеделя Минска» №28 от 12.07.67:

«Вот что рассказывают о фильме режиссеры Б.Дуров и С.Говорухин: «Для нас альпинизм не только спорт. Это скорее средство выражения человеческих качеств. В борьбе за покорение вершины, в стремлении к необъятному человек побеждает, обретает и утверждает, прежде всего, самого себя. А, победив с уверенностью, осознает, что в нем есть нечто несокрушимое – сила, перед которой ничто не может устоять. Это все мы и решили передать в фильме. По прибытии на место перед каждым актером была поставлена задача в короткие сроки освоить технику альпинизма. Занятия начались с обучения скалолазанию. Потом мы стали подниматься к ледникам и вечным снегам. Альпинисты принимали нас за новичков, и только присутствие известной актрисы Ларисы Лужиной выдавало наши истинные задачи. Рассказы бывалых мастеров, песни у костра, ночевки в тесных палатках помогли актерам и членам съемочной группы почувствовать атмосферу гор. Основную часть картины мы снимали на Шхельдинском леднике, в верхней его части, на высоте 3200 метров. Это было очень удобное место для съемок, где все нужные нам объекты находились рядышком. В пяти минутах от нашего базового лагеря был ледник, район вечного снега, высилась скальная стена и т. д.».

Помогали в киносъемках целая группа альпинистов, но непосредственно обучить хоть какими-то альпинистскими навыками актеров взялись Анатолий Сысоев и Мария Готовцева. Обратимся к исследованиям высоцковеда Игоря Рогового, вернее к воспоминаниям свидетелей съемок.

Анатолий Сысоев:

«М.И.Ануфриков работал в Управлении альпинизма (или комитете). Он и порекомендовал меня и Машу Готовцеву в качестве тренеров по альпинизму для актеров. Я приехал в Приэльбрусье в конце 1-й смены, в июле. Начали подъезжать актеры. Первое занятие я проводил только с тремя – остальные, наверно, еще не приехали. На первом занятии были Кошелева, Лужина, Высоцкий. Занимались мы на склоне рядом с «Итколом»: сели на травке, на свежем воздухе. Показывал им, как надо обращаться с веревкой: как вязать узлы, способы страховки… Все снаряжение получили в альплагере «Баксан». На втором занятии присутствовали уже все актеры – подъехали Фадеев, Воропаев, Кульбуш. Высоцкий очень вдумчиво относился к занятиям, задавал массу вопросов: почему альпинисты используют не морские узлы, а свои. Хотел все понять от А до Я. Скальные занятия проводили на скалах около альплагеря «Баксан» – там обычно занимаются новички. Программа была несколько укорочена: занимались на скалах не пять дней, а три. Но с полной нагрузкой, после скальных занятий спускались бегом по травянистому склону. Кульбуш после первого дня – дух вон:

- Я уже старый для этих занятий: я же воевал…

- И я воевал. Две контузии получил на фронте – и ничего.

Жена Кульбуша приехала в «Иткол» в момент, когда актеров уже сводили на Когутай: «Что вы сделали с моим мужем?! Он же помолодел на 20 лет».

После окончания скальных занятий был экзамен (по скальной технике). Проводили его на «скальном выступе» в а/л «Баксан». Сдавали все актеры. Принимали: Сысоев, Готовцева, Говорухин, Елисеев, Дуров… может быть, кто-то еще из примазавшегося начальства. Отчитались. Сказали нам с Машей, что поработали мы хорошо».

Мария Готовцева:

«Начальный курс мы провели по полной программе, по всем правилам обучения альпинистов-новичков. Был детальный учебный план, специально для них составленный, как и полагалось в те годы.

Познакомились с актерами. Кратко объяснили, чему и как будем их учить. Ответили на вопросы. Выдали им полное альпинистское снаряжение: ледоруб, ботинки с триконями, кошки, пояс альпиниста, грудную обвязку, репшнур – все, что положено. Провели медосмотр – в медпункте альплагеря «Баксан». Показали, как обращаться с веревкой, научили вязать основные альпинистские узлы. В общем, вели обычное обучение, но по несколько ускоренной программе: нужно было быстрее подготовить их к съемкам, к жизни в лагере киноэкспедиции на Шхельдинском леднике.

Скальные занятия мы проводили на двух участках неподалеку от альплагеря «Баксан». Первый участок, за речкой Юсеньги, – специально для новичков: скалы там попроще, маршруты покороче. На втором участке – напротив и чуть выше альплагеря – скалы посложнее. Все там лазили, даже Говорухин.

На скалах мы занимались несколько дней. А потом пошли на два дня, с ночевкой, на ледник Кашкаташ для проведения ледовых и снежных занятий. Я думаю, это было через семь-десять дней после начала наших тренировок».

          

Елисеев:

«Перед отъездом в Одессу (скорее где-то ближе к августу) Г. Збандут провел совещание, на котором Говорухин, дирекция и другие решили освободить главного консультанта Ануфрикова от работы. Об этом я узнал позже, но работы у меня не стало больше, так как главным консультантом фильма – являлся с первого дня – из-за того, что Ануфриков постоянно находился в Москве.

 «Вертикаль» была первой картиной Говорухина. Они снимали ее вдвоем с Борисом Дуровым, но я считаю первой скрипкой Говорухина, потому что Дуров по своим физическим возможностям не всегда мог присутствовать на сложных съемках, да и каждый лишний, не альпинист, большая обуза. А Говорухин – очень спортивный парень, и в свое время занимался альпинизмом. Точно не знаю, не спрашивал, но что-то около второго разряда у него было. Он физически довольно развитый и заводной, в нем всегда присутствовал соревновательный дух, и благодаря этому его задору, мы смогли так заразить весь съемочный коллектив, что все актеры с интересом занимались различными тренировками. Это было как бы соревновательной игрой.

Сами съемки проходили на натуре в реальных и довольно сложных условиях, на большой высоте. И это целиком заслуга Говорухина, он не соглашался на упрощения и дешевые варианты, а это доставляло альпинистам большие заботы.

Актеры приезжали на съемки не одновременно. Одни раньше, другие с опозданием. Володя приехал где-то в середине июля. Иногда приходилось заниматься с актерами индивидуально, форсировать, догонять. Но альпинистов-страховщиков было много, и каких-то задержек в съемках из-за того, что кто-то не был подготовлен, не происходило.

При обучении актеров азам альпинизма решили не мудрить: за основу взяли стандартную методику подготовки новичков в наших альплагерях на значок «Альпинист СССР», а занятия по скальной, снежной и ледовой технике – в пределах второго-третьего разряда. Задача заключалась в том, что съемки должны были проводиться в условиях, более сложных, чем нормы первого года обучения: актеры должны были работать на уровне разрядников, а в отдельных эпизодах – и мастеров спорта».

Козелов:

«Высоцкий тогда не написал еще (горные песни). Его тренировали: Леня Елисеев натаскивал его по горам, Толик Махина. Ходил он в горы с полной выкладкой, с ледорубом. Небольшие «горки» покоряли. Это в районе Тырнауза, выше «Иткола». По канатной дороге они поднимались вверх, или шли через речку Баксан и там есть «скалки». И ниже «Иткола» в районе Шхельденского (плато). Вот там происходили у них тренировочные восхождения».

Слово актрисе Ларисе Анатольевне Лужиной:

«Честно говоря, я не помню, почему нас всех: Фадеева, Кошелеву, меня, Гену Воропаева, актера ленинградского, который старше нас, Кульбаша пригласили. Дурова я просто знала по институту, а Славу Говорухина не знала. Причем надо сказать сценария как такового практически не было, были какие-то наметки. Потому делать никому там нечего было честно, если говорить. И решили, в общем, ничего делать не будем, будем изображать сами себя. Причем у нас там все по именам: Лариса – Лариса, Володя – Володя, Саша – Саша. Все, кроме Кульбаша, который почему казался пожилым, потому что все были молодые. «И так, представьте себе, что Вы альпинисты и попали вот в такую ситуацию». Все как будто ничего не играли. Конечно, нам всем было безумно, интересно. Картина, где была удивительная дружба такая. Нас Слава еще чем привлек к себе, что он все-таки альпинист, второй разряд имел, он знал всех ребят альпинистов. И действительно спортивный такой парень. А что он камушки кидал во время съемок, и больше ничем не занимался – это было не актерство, считал, как получится, так и получится. Наверно, картина была для них просто как отдых больше. Потому что прекрасно пять месяцев в горах провести. И потом действительно мы все как-то загорелись этим. Нам был интересен весь период. Мы действительно готовились».

Съемки затягивались, и не только по причине акклиматизации киногруппы, разрешительное удостоверение к производству было подписано и утверждено 27 июля. Но, как уже подчеркивалось, конечный продукт, т.е. само производство, изменило сюжет фильма. С этим же согласился и сценарист Тарасов, посетив впервые горы. Об этом он сам расскажет в интервью, когда картина выйдет через год в прокат: «… Год назад я приехал в лагерь «Шхельда». То, что я увидел, превзошло все самые смелые ожидания. Потрясающая, суровая красота гор и сильные красивые люди, покоряющие эти горы. Такое остается в памяти на всю жизнь… Избранная стилистика картины привела и к серьезной переработке сценария уже в период съемок. Мы отказались от всяких «украшательств» в характерах наших героев, сознательно упростили их, старались делать их строже, сдержаннее. Люди, отдавшие себя горам, одержимы, свободны от всяких «рефлексий». И придавать нашим героям черты «комплексов неполноценности», ставших такими модными у героев нашего экрана в последнее время, мы просто не имели права. Поэтому даже то, что Геннадий скрыл от товарищей прогноз погоды и поставил экспедицию в труднейшее положение, вызвано не его душевной недостаточностью, а той же одержимостью, стремлением, во что бы то ни стало дойти до цели… И еще – нам хотелось сделать картину о дружбе. Альпинизм – это товарищество. Без чувства локтя не было бы этого спорта». («Кинонеделя Минска», №28 от 12.07.67)

О том, что первоначальный сценарий плохой, говорили и альпинисты, помогающие в съемках. Анатолий Сысоев: «Приезжал туда (в горы) сценарист… Мы покатывались со смеху, читая сценарий. Столько там было огрехов. Страшное дело! По ходу съемок кое-что исправлялось». Такого же мнения придерживался и Леонид Елисеев: «О сценарии я не говорю – неважный был сценарий, много там чего наворочено было, всяких немыслимых ужасов».

На концерте в Москве (завод им. Орджоникидзе, 1968 г.) Высоцкий так рассказывал про сценарий: «… Когда приехали в горы, у нас был сценарий такой, что подымается пять человек к вершине, и вот, как лавина – так одного нету, так… как вторая – так другого. Как камнепад – так третьего. И все погибли, один остался жив случайно. В общем, был очень страшный… Вот. Все запротестовали, мы – в том числе, никому не хочется в середине фильма быть убитым, там много… Вот. Ну и потом Федерация альпинистов тоже стала возражать, потому что это неправда. Это бывают такие случаи трагические, вот, они происходят в горах. Но, во всяком случае, это не так, чтобы обобщать в фильме. Ну, одним словом, мы этот сценарий переписали…» (Фонограмма концерта).

Пока шло обучение актеров альпинистским навыкам, другие участники съемок просто отдыхали… Конечно, и подшучивали друг над другом. Вспоминает Осипов: «Сначала актеров серьезно тренировали. Я помню, что мы (не актеры) дурака валяли месяца полтора. Я Говорухина научил играть в бадминтон. И мы все ракетки там поразбивали – это я помню точно. Очень ему понравилось».

Об атмосфере, царившей на съемках, рассказывает Владимир Павлович Мальцев:

«Я туда (в горы) приезжал с выбором натуры, раньше, это где-то было в июне, немножко был совсем на выборе. А потом, когда мы приехали (на съемки), часть группы поселили в «Итколе». А я был ассистентом режиссера, даже в титры не попал. Тогда писали только самых-самых. И вот приехали (киногруппа), хоть и договаривались, а тут иностранцы… И в «Итколе» не было для всех номеров – мы палатки поставили, альплагерь Юсеньги. Это на Баксанском ущелье, там чуть в сторону и чуть ниже, не доезжая до «Иткола». Прекрасно было! Природа невероятная. Красиво. Ишаки ходят. Местные балкарцы говорили – он съедает в год на сто рублей, а за пять рублей его купить можно, ишака. Они бродят там, полудикие. Я однажды, спал в палатке, ни ночью, днем. Просыпаюсь. Грохот такой сумасшедший. А у меня были ботинки на высокой шнуровке, штормовка. Я выглядываю из палатки, стоит этот ишак. У него кликуха «Волга» была, совсем ручной. Его покрасили, в шашечки сделали. И вот он такой добрый, глаза у него такие грустные. Они (киногруппа) натянули на него мой рябчик, тельняшку, огромнейшую шляпу с пером надели и эти ботинки зашнуровали. У него эти ножки тонюсенькие и, громадные ботинки.

Когда приехали, сразу как-то образовались группки такие: там операторская группа, там кто-то с осветителями... Актеры тоже».

      

Конечно, не обходилось и без романов. Отвечая на вопрос Анны Блиновой в книге «Экран и Владимир Высоцкий» Лариса Лужина  признавалась: «В период съемок «Вертикали» у него (Высоцкого) был бурный роман с Таней Иваненко. А я в это время тоже была влюблена в другого. Поэтому между мной и Володей ничего не было, к сожалению…» Последнее слово Лужина разрешила не убирать...

Александр Фадеев любил похвастаться перед киногруппой: «Вот вы знаете, скоро будет телевидение. Там требуется, чуть ли не триста режиссеров, телережиссеров. Вот я специальные курсы (закончу), тоже пойду». А кто из женской половины мог устоять перед предложением Воропаева: «Есть вариант встретить Новый год в Париже?» Все присутствующие при этом замолкали и, поджав губы, ждали продолжения столь необычной речи…

Если для киношников неспешный темп в работе был привычен, то у альпинистов помогавшим съемкам, восторга такое отношение не вызывало. У Елисеева возникло чувство, что он зря ввязался в это дело. И даже было желание расторгнуть договор. Но дальнейший ход событий помог разобраться в людях. А эпизод с дракой стал толчком к дружеским отношениям и с режиссером Говорухиным, и с Владимиром Высоцким. Вспоминает Елисеев:

«У нас как-то не принято о таких вещах говорить – драка, дескать, что-то, недостойное нормального человека, и что в ней может быть интересного?! Я с этим категорически не согласен. Причины драк бывают разные. Одни затевают ее, не поделив бутылку водки или показывая свою дурость, а другие вступают в нее, когда приходится защищать свою честь, когда подлец оскорбляет и нападает на тебя или твоего друга, прохожего, а тем более, на женщину. В таких ситуациях могут быть два выхода. Трусливо поджать хвост и потерять честь или вступить в драку, сохранив человеческое достоинство. Драка тоже, в какой-то мере, экстремальная ситуация, и характер человека в ней проявляется довольно четко. Эта драка произошла так.

Говорухин играл на бильярде, который стоял в баре гостиницы «Иткол». Один из местных Заир всячески придирался к Говорухину, который, видимо, чем-то не понравился ему. Я думаю, что причиной была мастерская игра Славы, а еще, наверное, гордо-независимое положение его головы. Слава долго делал вид, что оскорбления и дурацкие придирки не в его адрес. Живя в Терсколе три года, я много раз видел, как какой-нибудь местный подонок оскорблял приезжих туристов и даже спортсменов, но ни разу не видел, чтобы подлец был наказан. У меня стало создаваться мнение, что настоящие мужчины выродились, но в этот раз мое мнение оказалось ошибочным.

Когда оскорбления вышли за рамки допустимого, Слава бросил кий на стол, и резко повернувшись к хаму, сказал: «Ну, раз ты так хочешь, давай выйдем».

Они вышли в холл, который был перед баром. Слава стал спиной к стене, а перед ним было уже не менее четырех нападающих. Ловко уворачиваясь от ударов, Слава точно наносил нападающим мощные удары, от которых они валились на пол. Я оказался в сложном положении, среди нападающих были мои знакомые и соседи. Но у меня было огромное желание бить по мордам эту свору, напавшую на одного. С первой же секунды драки я, как бы пытаясь разнять, оказался там, откуда Славе могли нанести удар, перекрывая собой и задерживая наиболее агрессивных. В это время в баре появилась небольшая часть киногруппы, в том числе и Володя. Я предполагаю, что, увидев драку и в ней Славу, он мгновенно бросился в нее. Я увидел, как он смело и умело дрался, стараясь пробиться к нам, но один из приезжих, боксер, как потом сказали, подло, из-за колонны нанес ему удар, которого он не мог видеть. Володя пластом упал на паркет, немного проскользив по нему. Боксер, который подло появился, также подло исчез. Я был в проходе и видел, как Володя быстро встал, ошеломленный ударом, схватил с ближайшего столика две бутылки и, держа их как гранаты, стоял пошатываясь, говоря что-то угрожающее сквозь зубы. В эти секунды он был похож на раненого фронтовика, который из последних сил встал навстречу врагу. Застывшее положение Володи мгновенно остановило драку в баре, а нападавшие на Славу разбежались.

Я увидел людей, для которых понятие «личная честь» - не пустой звук, которые не бросают товарища в трудную минуту, а пойдут на грань риска, если этого потребует обстановка. Я, собственно, жил теми же нормами и канонами, поэтому эта драка сблизила меня с Володей и Славой. У меня появилась уверенность, что с такими, как они, можно работать в горах. А все местные ребята, разобравшись в ситуации, прониклись к Говорухину и Высоцкому должным уважением, и больше подобных эксцессов не возникало».

Станислав Говорухин тоже начало дружбы с Высоцким относит после эпизода с дракой:

«Мы жили с ним (Высоцким) в одном номере, но тогда еще особенно не дружили. Однажды в баре гостиницы «Иткол» я играл на бильярде. Вдруг вваливается компания балкарцев – их очень много было в Баксане – во главе с таким развязным рыжим парнем. Он сразу стал грубо приставать к моему партнеру, пытался отнять у него кий:

- Дай, я ударю!

Меня это стало раздражать.

- Послушай,  – говорю, – я с ним играю. Дай мне закончить.

Он распалился:

- Ты кто такой?

- Да кто бы я ни был, я должен закончить игру.

- А ну пойдем, выйдем.

- Слушай, дай доиграть.

- Пойдем, выйдем.

Их было человек семь-восемь. Думаю: ну что будет, не убьют же они, в конце концов. Тем более, вижу в баре толкутся какие-то люди из съемочной группы, помогут, если что.

- Пойдем.

Выходим, и я вдруг оказываюсь один против всей этой кодлы, никто на помощь мне не спешит. И сразу замах, я уворачиваюсь и отвечаю тем же. В общем, бьюсь я, благо силой не обижен, но на пределе. Чувствую, еще чуть-чуть и моя оборона ухнет, хотя пока еще и не задели. Вдруг ощущаю какое-то смятение в рядах противника и краем глаза вижу, что Володя Высоцкий выскочил. Он отвлек на себя часть противника. Тут влетает милиция, и оказалось, что нас двое и их уже двое, остальные разбежались. Начинают разбираться. У меня ни одной царапины. У Володи потом только челюсть болела, а наши противники с синяками, кровь из носа идет. «Так кто кого бил?» – спрашивают. Я пытаюсь объяснить, что на меня напали. «Кто кого все-таки бил? Посмотрите на себя и посмотрите на них…» В общем, и смех и горе. С этого момента мы с Володей сильно подружились…»

Михаил Заяц, вспоминая этот случай, сказал, что в баре были свои, но заступаться за Говорухина не спешили. И только Высоцкий моментально вступил в бой. Станислав Стриженюк на вопрос «о драке» ответил, что: «Таких случаев на каждой картине было много. Мы (на киностудии) знали, но не афишировали».

Горцы народ «горячий», поэтому случай с Говорухиным не был единственным. Владимир Мальцев рассказывал, что однажды «местные» набросились толпой на пиротехника Николая. Чтобы как-то вспугнуть разбушевавшуюся толпу, Николай полез в задний карман за пистолетом, оружейник все же, и случайно нажал на курок. Раздался выстрел, на который тут же подоспела помощь от киношников. Мало того, что Николаю досталось от горцев, какое-то время ходил в темных очках. Но еще и костюмер Зинаида Козелова ругала за прострелянный реквизит. А приехавший на съемки Высоцкий подшучивал: «Что, Коля, погулял?»

По воспоминаниям участников съемок, «местные», и в том числе милиция, недолюбливали киношников. «Вы устраиваете драки… Это наши горы! А вы тут приезжие!» Лариса Лужина вспоминала, что один раз она сделала замечание мальчишке, который лил просто так воду из колонки. Но на ее слова с гордым вызовом ответил: «Это моя земля!» Когда на съемочной площадке появился начальник ущелья Залиханов, Говорухин попросил, чтобы местного милиционера убрали, что это подлый тип. «Когда они к нам прицепляются, он в стороне. Как мы начинаем их лупить, тут как тут».

Впрочем, горцы тоже были разные. О характере горцев и о взаимоотношениях с русскими следующий эпизод, о котором написал Говорухин. События эти произойдут осенью, когда фактически все горные съемки будут закончены. Слово Говорухину:

«Осенью того же года один из эпизодов «Вертикали» мы снимали в Сванетии – на юго-западных склонах Кавказского хребта. Сваны – народ горячий, с суровыми обычаями… Снимаем, и симпатичная девушка из массовки приглянулась одному свану. Вела она себя несколько кокетливо, не более того, но, видимо, дала повод… А тут появился Володя Высоцкий, эта девушка и ему понравилась. Когда Володя Высоцкий брал гитару, о конкурентах не могло быть и речи. Сван  оказался отодвинутым. Ну, это же смертельное оскорбление для грузина.

Дальше происходит следующее. Только мы собрались отведать грибков, которых насобирали – их нам зажарили в ресторане, и Лариса Лужина уже несла это блюдо через весь зал – как встает обиженный сван и молча кладет на поднос, рядом со сковородкой… пистолет. Лариса с грибами и пистолетом подошла к нашему столу и поставила все это прямо перед Высоцким.

Пистолет – это уже серьезно.

- Володя, давай-ка, пока не поздно, дунем отсюда, –  предлагаю я. И говорю своему сорежиссеру:

- Знаешь, Боря, ты досними тут два дня, а я Володю пока увезу, тут всякое может быть.

Вопрос – куда бежать.

- А не махнуть ли нам, Володя, в Батуми? Два дня у нас есть. Покупаемся. Там сейчас как раз бархатный сезон.

Рано утром на «газике» примчались на аэродром. А там «кукурузник» уже винт запустил. Сели, взлетели – страшно довольные, что все идет, как по маслу. И вдруг я смотрю, прямо перед нами на лавке сидит тот самый сван, от которого мы, собственно, и спасаемся. Что его заставило уехать – то ли он отказался от своего плана мести, то ли за подкреплением поехал – не знаю. Сидим напротив друг друга, молчим.

Самолет летит только до Кутаиси, прямого рейса до Батуми не было.

В Кутаиси выясняется, что самолет на Батуми будет только завтра утром. Наш грузин куда-то исчез. Надо где-то переночевать. Выходим на привокзальную площадь. Подходим к такси:

- Шеф, до города довезешь?

- Какой разговор.

Лезем в машину, а там уже этот грузин сидит. Везет нам, как утопленникам. Опять едем насупившись.

У первой же гостиницы пытаемся рассчитаться с водителем.

- Да вы узнайте сначала, –  говорит он, –  есть ли места.

Мест действительно не было. Поехали дальше, и в следующей гостинице облом. Что делать? В чужом городе без ночлега. И вдруг этот грузин, в общем, наш враг, говорит:

- Ну, хорошо. У меня есть квартира здесь. Если хотите, можете там переночевать.

Куда деваться? Ладно, согласились. Привозит он нас на квартиру.

- Вот вам ключи. Внизу ресторан, можете спуститься поужинать. Я, может, потом подойду, меня там как раз друзья хотели встретить.

Зашли в ресторан. Кутаиси в те годы, надо сказать, был настоящей «обжираловкой», все продукты в ресторанах – только с базара.

- Это будет чуть дороже, –  предупреждает нас официантка, –  но зато все с рынка, самое свежее.

За соседним столом гуляет шумная компания грузин. И вдруг с того стола нам присылают бутылку вина. Слово за слово, и мы уже сидим за их столом, выпиваем.

Через какое-то время появился наш хозяин квартиры. Оказалось, что нас пригласили за стол именно его друзья. Дальнейшее помнится весьма смутно… Часа два ночи… Ресторан закрыт, огни погашены, только освещался наш большой стол, да и в дальнем углу столик, за которым сидят две официантки… Черт меня еще дернул пойти расплатиться за свой стол. Кто-то из грузин это увидел, сразу набросился с упреками на нашего хозяина квартиры, дескать, как это он позволяет платить за стол своим друзьям. А он им пытался объяснить, что никакие мы ему не друзья…

Проснувшись утром, я обнаружил в кармане деньги, которые отдал официантке за стол. Машина уже стояла у подъезда. Сван повез нас в аэропорт. Голова, конечно, гудела. По дороге заехали в шашлычную, съели хаш. Для тех, кто не знает: хаш – это горячий холодец. Варится всю ночь – мослы там, желудок и прочее – без соли и в горячем виде подается на стол. И уже каждый по вкусу солит, перчит, кладет тертый чеснок. Обычно хаш пьют с похмелья, утром, под водку. То есть сытно, и сразу приводит в чувство.

В аэропорту уже дрожит от нетерпения готовый к взлету «кукурузник».

Простились, расцеловались с нашим грузином как лучшие друзья, и… через два часа мы нежимся уже на пляже в Батуми. Жара, ласковое море, мальчишки ловят рыбу-иглу. Благодать! И все это в октябре-месяце, после того, как мы вернулись с этих холодных  пугающих гор.

Часа в два дня захотелось есть.

- Ну что, Володя, перекусить бы. Где есть будем?

Он  говорит так шутя:

- Полетели в Кутаиси.

- В Кутаиси?! Полетели!

Берем такси и без всякой надежды приезжаем в аэропорт.

- Самолет до Кутаиси будет?

- Да вон стоит.

- Билеты есть?

- Пожалуйста, на тебе билеты.

Прилетели в Кутаиси, заявляемся к нашему хозяину квартиры, он как раз дома. Боже, что тут началось! Приехали его самые драгоценные друзья из России. Опять ресторан, пьянка, дым коромыслом, ночь и только в самом дальнем углу сидят за слабо освещенным столиком две официантки…

Утром все повторяется: машина у подъезда, по дороге – уже традиционный хаш, самолет в Батуми и… пляж, солнце, ласковое море.

Часа через два захотелось есть. Володя спрашивает:

- Ну и где будем обедать?

- Полетели в Кутаиси, – говорю.

Он смеется. Конечно, мы уже не полетели. И имени того свана я уже не помню. Осталась только добрая память об этом замечательном грузине, об этой действительно непридуманной дружбе народов, которая тогда существовала.  Как нас встречали на Кавказе, особенно, в Грузии – как родных братьев! Нигде так не встречали.

Помнится, однажды – это было вскоре после распада Союза – мы собрались своей компанией, и кто-то предложил тост, над которым бы раньше просто посмеялись:

- Давайте выпьем за дружбу народов!

И все за столом вдруг дружно встали и на полном серьезе, без всяких шуточек, выпили. Оказывается, все-таки это была не придумка коммунистической пропаганды  –  тогдашняя дружба народов».

О встрече в Батуми, правда, по-своему вспоминал и школьный друг Высоцкого Аркадий Свидерский:

«В 1966 году мы вместе были в Батуми. История эта очень интересная… У меня в институте был приятель – Альберт Хачатурян. Его мать тетя Нина жива и до сих пор живет в Батуми, в маленьком таком переулке у морвокзала. И как-то Володя меня спросил: «Ты куда собираешься в отпуск?» – «Я еду в Батуми, никогда там не был… Там живет мама Алика Хачатуряна…» – «Старик, я, наверное, тоже туда заеду». Мы рассчитали время… И вот в один прекрасный день я сплю, чтобы переждать самую жару, вдруг меня будит тетя Нина: «Аркадий, вставай, к тебе приехали». Открывается дверь, и входят Володя Высоцкий и Слава Говорухин. Они возвращались со съемок фильма «Вертикаль» и завернули в Батуми. Володя был уже без бороды, значит, съемки закончились.

Тетя Нина приготовила хачапури, достала домашнее сухое вино. Она о Володе, конечно, слышала, и ей было очень интересно с ним познакомиться… А квартира у них расположена очень необычно: небольшая кухня на первом этаже – вход прямо с улицы, и на втором этаже – две комнаты. Мы сели, конечно, на кухне, задернули занавески… Володя взял гитару, спел одну песню, вторую… пятую, шестую. Закончил петь – и вдруг с улицы раздались аплодисменты! Мы раздвинули занавески, а там народу собралось – полный переулок!

Они, конечно, не знали, что приехал Высоцкий, просто услышали, как он поет, а там рядом морвокзал... Вот и собралось много народа, просят: «Спой еще!» Володя спел еще несколько вещей, а потом говорит: «Вы меня извините, я только что прилетел. Мне надо отдохнуть, а потом я вам еще спою».

Володя с Говорухиным остановились тогда в гостинице «Националь». И через день или через два мы пошли на пляж – море, солнце, жара… Все хорошо, но вдруг я вижу, что с одной стороны идет группа из двух-трех человек, в черных костюмах, в нейлоновых рубашках – тогда они были в моде, – при галстуках… С другой стороны – еще одна такая же группа. Все идут с какими-то кулями, а у некоторых в руках гитары. Мы не обратили особого внимания – все-таки Кавказ, юг, Батуми… Мало ли почему люди в самую жару в черных костюмах ходят…

Оказалось, что некоторые из этих людей были тогда в переулке, они через тетю Нину узнали, куда мы пошли, на какой пляж… А в этих свертках они принесли домашний сыр, хачапури, шашлыки, сухое вино… И все были «при параде»: ведь они шли на встречу с В ы с о ц к и м! Не снимая пиджаков, они сели на песок, постелили скатерть, разложили угощение. И что оставалось делать Володе? Он взял гитару и начал петь…

Наверное, это был единственный раз в его жизни – концерт на пляже, на солнце, на жаре… Концерт – в плавках, в окружении людей в черных костюмах. Долго это не могло продолжаться, потому что было очень жарко, и потом, вокруг нас собрался почти весь пляж. Вот такой необычный концерт…»

В книге Станислава Говорухина «Неизвестное об Известных» публикуется фото с Батумского пляжа, на котором, помимо Говорухина, Высоцкого, мы видим и Ирину Шалаеву. К сожалению нигде информации об этом человеке нет. Коллекционерам записей известна фонограмма Высоцкого с условным названием «Дуэт», где звучит и голос Ирины Шалаевой…

Однако мы отвлеклись, поэтому вернемся с жаркого пляжа опять в горы. Степан Пучинян в интервью Льву Черняку рассказал следующий эпизод:

«Высоцкий где-то в ресторане при гостинице отругал балкарца. Там какая-то сложно-бытовая история была, но свидетелем в тот момент я не был. И вот Володя у меня в номере, и кто-то еще. И вдруг заходят без стука шесть головорезов. «Кто Высоцкий?» Володя ответил. «Я брат Аслама. Ты его выругал «Твою маму». За это у нас месть – мы убиваем». У всех зверские лица. А мы сидим за столом, по-моему, выпивали. Я встал, поинтересовался, как зовут нашего «гостя». Говорю ему: «Магомет, я тоже кавказец. Я родом из Грузии, города Батуми. Я знаю, что у вас, также как и у нас, материться нельзя. Но Вы поймите, в России, где я живу в Москве – это в быту так принимается, оно, словно сказать «Будьте здоровы. Неужели, если бы он знал наши обычаи, никогда бы в жизни так не сказал!» Я уверен, что такое никогда не повториться». Он так посмотрел на Высоцкого: Благодари его, что ты жив остался». И они ушли. Хорошо что это все произошло в моем номере. Горы. Какой суд?! Прокуратура?!»

Законы гор суровые. Но мы отвлеклись от хронологии. Обратимся к письму Высоцкого – вот как он описывает в письме к жене свое первое недельное пребывание в горах: «Сейчас я сижу в гостинице «Иткол» – модерн в горах, куча неофашистов и нерусских людей других национальностей, местные аборигены – кабардино-балкарцы (кстати, в Кабардино-Болгарии, действительно, есть лошади и ишаки, не знаю, как в Кабардино-Румынии, а здесь есть). Балкарцы – народ злой и коварный, их во время войны выселяли, а потом вернули, вот они и затаили…

Здесь очень красиво, нас кормят по талончикам пресно и однообразно, но мы проходим акклиматизацию, лазим по скалам. Если бы ты, лапа, увидела, по какой я сегодня прошел отвесной и гладкой стене, ты бы, наверное, про меня хорошо подумала. Это все очень интересно, особенно если удается пролезть».

Речь в письме идет о 28 июля, когда актеры могли сдавать зачет по скальной подготовке. Продолжим чтение письма: «Рядом горы, в снегу, погода меняется непрерывно, рядом шумит река (в ней недавно трое утонули, хотели искупаться, а там скорость бешенная, и камни летят громадные, так они, сердешные, и сгинули)… Здесь кругом могилы погибших альпинистов, но рассказы о гибели суровы и спокойны, вероятно, оттого, что рассказчики сами бывали в таких же положениях, с ними могло бы быть то же. Ведь на людей воевавших рассказы о героизме производят меньшее впечатление, чем на остальных. Я раньше думал, как, наверное, почти все, кто здесь не бывал: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Теперь для меня это глупый каламбур, не больше. Пойдет он в гору, умный, и по самому трудному маршруту пойдет… И большинство альпинистов – люди умные, в основном интеллигенция...

Еще одна интересная штука: здесь много немцев, которые воевали здесь же в дивизии «Эдельвейс». Не могут, тянет сюда, ездят каждый год, делают восхождения на Эльбрус с нашими инструкторами, с которыми, может быть, воевали. Интересно!? Съемки начнем с меня, дня через три. Пока еще не оборудовали лагерь. На съемочную площадку будем подыматься на вертолете, а завтра идем на ледник с ночевкой – привыкать! Все! Больше про себя не буду. Приеду, расскажу много.

Люсик! Лапа! Солнышко! Ты мне обязательно напиши. Хоть здесь и интересно, но я по тебе скучаю очень, а по детишкам – аж прямо жуть. Как они там, что ты делаешь, как твои съемки? Мне, может быть, удастся выбраться в середине августа, а может, нет. Постараюсь! Здесь, в смысле отдыха, неплохо. Так что приятное – с полезным. А приятное – впереди, если все будет нормально и мне выхлопочут ставку, получу я много средств для приобретения автомобиля «Москвич» или «Фиат», а если ставку не дадут, то для приобретения «Запорожца» или мотоцикла. Здесь, лапа, будут платить 30% высокогорных. Стало быть, мы как на переднем крае или в Сибири…»

«Владимиру Высоцкому, – вспоминал Елисеев, – по сюжету картины не надо было заниматься скальной техникой, его роль этого не требовала, но он все равно, наравне со всеми, принимал участие в занятиях. Судя по его успехам в скалолазании, где особенно проявляется сила рук, он был крепкий парень. Кроме того, он был заводной и всегда впоследствии добивался желаемого – если сразу не получалось. Поначалу на скалах он себя чувствовал слабовато, как и все начинающие, но потом, через месяц, он по скалам ходил на уровне хороших разрядников...

Скажете, невозможно? Оказалось, возможно. Например, Рита Кошелева, она играла в фильме девушку-альпинистку. Из нее получилась такая скалолазка, что если бы она в том сезоне участвовала в чемпионате СССР по скалолазанию, то была бы в числе призеров. Это я вам заявляю совершенно точно, потому что много провел подобных соревнований. У нее были все необходимые для этого качества: высокий рост, минимальный вес, хорошая координация – до работы в кино она была балериной. И после того, как она накачала силу в кистях рук, она по сложным скалам ходила запросто. Не в обиду будь сказано нашим мужчинам, мастерам спорта – а в «Вертикали» работало более десятка мастеров спорта СССР по альпинизму – Кошелева на скалах выглядела сильнее некоторых мужчин и проходила такие участки, на которых они пасовали. И песня «Скалолазка», я убежден, написана по следам этих ее успехов, которыми восхищалась вся киногруппа...»

30 июля группа актеров ушли с альпинистами на ледник Кашкаташ. Вспоминает Сысоев:

«Утром вышли, к обеду разбили лагерь повыше альплагеря «Джан-Туган» – на поляне, как всегда. Весь путь от «Иткола» мы прошли пешком, около 15 км по шоссе и грунтовой дороге. Все тащили с собой сами: и палатки, и продукты… Мы с Машей даже старались себя поменьше нагружать, чтобы актеры лучше прочувствовали, что такое альпинизм. Кроме того, этот пеший поход был для них дополнительной акклиматизацией. Никакой лишней «жалости» к нашим артистам мы не испытывали и скидок на их «происхождение» и неподготовленность не делали.

Пришли, разбили лагерь: поставили две или три палатки. В этот день мы больше никуда не ходили, поужинали и легли спать. У артистов был вечер воспоминаний, рассказывали, кто и где бывал. Попросили Лужину рассказать о ее поездках: она только что снялась в какой-то известной картине. Что-то рассказывала Кошелева. Володя немного попел, он брал с собой гитару…»

Мария Готовцева дополняет:

«Провели первый день занятий, ходили на кошках в разных ракурсах. Был интересный момент: Лариса Лужина неправильно поставила ногу, слишком слабо вбила зубья кошки в лед, и грохнулась в трещину. Было много шуму, но все обошлось нормально – ни ушибов, ничего».

Лужина, вспоминая этот случай, рассказывала по-другому: «Однажды я попала в расщелину, а сзади шли остальные в связке. Стою, провалилась в щель по пояс, еще минута – и других подведу и сама погибну. Но я сразу вспомнила, что надо в расщелину врубить ледоруб, чтобы задержать наше падение в «неизвестность». И – врубила. Увы, с перепугу врубила не в щель, не в лед, а в собственную ногу. Да с силой, как в каменную породу! Это был кошмар, о котором лучше не вспоминать. Шрам на ноге остался у меня на всю жизнь». В других интервью Лариса Анатольевна относила этот случай, когда позже приходилось совершать зачетное восхождение. Продолжает Готовцева: «Спустились к своим палаткам, приготовили обед. К вечеру около нас началось какое-то непонятное движение: вверх одна за одной пошли группы альпинистов. Мы недоумеваем: в чем дело? Я увидела знакомых ребят, подошла к ним:

- Что случилось?

- Сами не знаем. Что-то произошло на пике Вольной Испании. Приказали подняться к Рыжим Камням и ждать команды».

То, что об одном и том же дне есть расхождение у вспоминавших, пусть читателя не удивляет, запоминается всегда разное, независимо от давности лет. Наступает 31июля. Вспоминает Сысоев:

«Утром пошли на ледник, по крутой тропе. Дошли до обычного места занятий, одели кошки и начали занятия. Учились рубить ступени, походили в кошках – спуск и подъем по склону. Отрабатывали падение на льду и самозадержание ледорубом: как зарубаться, как переворачиваться. Провели снежные занятия по полной программе, закончили все. Я говорю:

- Ну, пройдемте домой.

И вдруг сверху по тропе кто-то бежит и кричит:

- Нужны спасатели!

Остановились, спросили: что, где?.. Оказалось, что на Вольной Испании что-то случилось, на стене… И тут Володя Высоцкий говорит:

- Я тоже хочу участвовать в спасработах.

Я ему говорю:

- Я тебя одного не могу пустить. Если идти – то всем.

Но всем идти тоже не было особого смысла, они (актеры) еще не особенно были подготовлены ко всему, что (может он них потребоваться на спасработах). Рисковать мы тоже не имели права. Тропа к Вольной Испании идет по леднику – там все может случиться. Я говорю:

- Маша, давай сделаем так – разделимся. Ты пойдешь с желающими на спасработы, а я поведу остальных вниз, в лагерь. Лужина и Кошелева изъявили желание идти вниз. А Высоцкий и кто-то еще один – или Фадеев или Воропаев… Фадеев, скорее всего – остались с Машей. Позднее, (в этот же день) они к нам присоединились.

…Володя участвовал в спасработах. Когда они спустились, он очень был задумчивый. Снова задавал много вопросов: как организуются спасработы, почему, когда берут в связки, кому доверяют, кому нет… Как подбирается группа, идущая на восхождение. Все это мы ему рассказывали. Высоцкий спустился в тот же день, а погибшего снимали со стены уже другие группы (спасателей).

Я думаю, что он (Высоцкий) там не меньше вопросов задал всем окружающим, прежде чем спуститься вниз. Я чувствовал, что он был переполнен всем тем,  что ему пришлось увидеть».

  Готовцева:

«Переночевали. Утром поднялись, позавтракали и снова пошли на Кашкаташ – продолжать занятия по своей программе. Сначала доработали на льду то, что не доделали вчера, потом пошли выше – на снежные занятия. Поднимались по крутой тропе на морене ледника, через какое-то время все наши «ученики» буквально полегли трупами: «Все! Больше идти не можем!..»

Отдохнули минут 10-15, мимо нас поднимается группа Виктора Некрасова, знаменитого альпиниста из ЦСКА. Я его спрашиваю:

- Витя, что случилось?

- Живлюк погиб.

Пришли мы к Рыжим Камням. Там собралось много альпинистов, идут спасработы, уже забросили под Вольную Испанию тросовое снаряжение и все необходимое. Много разговоров… Мы посидели, послушали. Посмотрели на маршрут, которым шли альпинисты из ЦСКА, – с этого места Вольную Испанию видно хорошо…

Получилось так, что мне пришлось уйти со спасателями наверх, а с ребятами остался Толя Сысоев. Они завершили снежные занятия, спустились в лагерь и ушли домой, в «Иткол». Больше нам на Кашкаташе делать было нечего… Дальнейшую «шлифовку» их снежно-ледовой техники мы намеривались проводить на Шхельдинском леднике во время съемок – и снега и льда там навалом».

Событие, произошедшее на Пике Вольная Испания, послужили толчком к альпинистскому циклу песен Высоцкого, поэтому приведем полностью рассказ альпиниста Валентина Логвинова:

«Команда ЦСКА, в которую входил Юрий (Георгий) Живлюк, погибший при восхождении на Пик Вольной Испании 30 июля 1966 года, фактически была в то время, в середине 60-х, первой командой ЦСКА, впоследствии она называлась – Первая сборная Вооруженных сил. Руководил ею Константин Рототаев. В команду в тот момент входили:

 1. Битный Аскольд Васильевич

 2. Живлюк Георгий (Юрий) Георгиевич

 3. Демченко Александр Степанович

 4. Гавриков Юрий

 5. Горячев Игорь

 6. Логвинов Валентин Иванович

Был еще и постоянный капитан этой команды Виктор Некрасов. В основном мы с ним ходили по Памиру. Выдающийся альпинист, удачливый, умница. До отставки был майором. Последнее время в команде  были трения и поэтому летний сезон 1966 года мы решили провести на Кавказе – отдохнуть от Памира.

Каждый год мы этой командой брали медали в высотно-техническом классе. Высотный класс соревнований к этому времени фактически кончился, изжил себя.

На Кавказе мы планировали сделать в этом сезоне (летом 1966 года) рекордное восхождение на Чатын, но выбрали, в конце концов, Пик Вольной Испании – понравился внешний вид вершины.

Восхождение на Пик Вольной Испании.

На это восхождение, столь трагически окончившееся, мы вышли утром 29 июля 1966 года. Машиной нас подвезли до подхода к леднику Кашкаташ, за день подошли по леднику к стене, переночевали. Часа в четыре утра вышли на стену. Прошли ребро, по стенным участкам подошли к ключевому месту: узкая полка, на которой можно стоять, за ней идет крутое ребро 30-40 метров, самая сложная часть маршрута с ограниченной видимостью верхнего участка – за ним, судя по описанию, до вершины особых сложностей больше не предвидится. Там было обычное место ночевки альпинистов, поднимающихся по этому маршруту. Там мы планировали заночевать – не выходя на вершину, никакой спешки или стремления установить рекорд у нас не было. Причины случившегося  с нами – совсем другие, не те, о которых  говорил Высоцкий на своих концертах. Мы не спешили и не устраивали рекордной гонки.

К ключевому месту подошли часов в 16.00 или в 15-30. Первым ключевой участок прошел Живлюк, за ним Демченко… нет, вторым  был я, я принял Демченко, он готовился принимать…. связок уже не было, сами закрепились и стали выходить вверх без рюкзаков…

…Над  нами была стенка.  Дальше – уже  было просто, по словам Живлюка… Я стоял на страховке – страховал Живлюка. Слышу шум камней, по звуку слышим, что они идут «на нас». Попрятались, как могли, прижались к стене – в этот момент мы были втроем на этой полке…

Меня спасла каска. Основной удар камней пришелся на Юру. Я услышал его крик и почувствовал, как он отвис на обвязке… Рванулся (к нему), он в шоке, мечется. Осмотрел  его (в интервалах между сходом камней, они повторялись через 10-15 минут): левое плечо, у лопатки, у него было оголено до тела… и правое бедро тоже было оголено, но тело  чистое, без царапин… Камнями с Юры стесало майку, футболку, ковбойку, свитер, штормовку – как вырезали…

В интервалах между  камнепадами поднимаем врача, у Юры агония, он мечется. Опять идут камни, мне (с Юрой на руках) пришлось снова кидаться к стенке. Я чувствовал, как Юра, уже умирая, помогал мне своими движениями… он просил снять с него обвязку.

Поднялся  на полку Горячев, он как-то опасливо, так мне показалось, осмотрел Юру, сделал ему какой-то укол… и сказал: «Он мертв»… Я был недоволен его действиями: почему он не делает Юре искусственное дыхание. Но, наверное, Горячев был прав: Юра уже был мертв… Было около 17-ти часов.

Мы спустили Юру на «одну веревку», 30-40 метров. Мы шли на веревках длиной 40 метров. Спустились сами. И в этот же вечер решили сами спускать его вниз, не дожидаясь спасателей.

Рации у нас не было. Мы дали красную ракету, а когда спустились ниже, увидели, что по леднику  Кашкаташ (?) идет вниз небольшая группа альпинистов, с восхождения, видимо. Мы им прокричали о том, что у нас случилось, они приняли  наш сигнал, их голоса мы тоже слышали… Может, они не поняли, кто именно погиб, но больше мы сделать ничего не могли.

Стали спускать Юру дальше – непросто. Пошли левее, по более крутым склонам, и там подвесили тело ЮЖ на веревках. Одели его перед транспортировкой  в спальный мешок, в нем и спускали по скалам. А сами засветло спустились на классические ночевки – удобное место по описанию… Осмотрели место – «звезд» от камней на снегу нет… Камнепад все время периодически повторялся.

Только перекусили, камни снова пошли «на нас». Укрылись, как могли, но Демченко  поранило ноги … и Битному тоже досталось… Ночь мы пересидели, а рано утром, по заморозку, отправили Демченко, Битного и Горячева вниз. Мы с Гавриковым  остались на горе.

Днем опять были камнепады, но вдвоем было легче укрываться за стенкой. Пахло порохом – было ощущение, будто скалы горят. Вскоре после ухода ребят пошел дождь. Укрытие наше было ненадежное, (мы сидели под «жандармом») – мы перешли под стенку, на пару веревок, в расщелину. Вещи наши в ней не умещались… нашу кастрюльку, в которой мы топили снег, нам камни расплющили… Вот так мы просидели весь день 31 июля, и только 1 августа к нам подошли спасатели: четверо – Виктор Некрасов со своими ребятами. Пришли поздно – уже в темноте, шел дождь. Ночевали вместе – пытка! Тесно… Ног  не высунуть – камни…

После прихода спасателей мы с Гавриковым расслабились И (дальнейший ход событий) я помню хуже. Нас освободили от транспортировки тела, мы спускались по перилам Некрасова – они в нескольких местах были перебиты камнями, мы их связывали.

Тело ЮЖ спускали  на тросе… оно застряло. Долго не могли ничего сделать – в конце концов сбросили катушки с тросом вниз, они его сорвали и вместе с телом улетели в бергшрунд … оттуда их потом достали…

Вот так это происходило. Мы ушли домой. Тело Юры дальше спустили на вертолете киношников…

Перед 29 июля три-четыре дня стояла очень теплая погода – даже ночи на высоте под три километра были теплыми. Поэтому-то и оттаяли камни в предвершинной морене – в этом причина таких интенсивных камнепадов, с которыми мы столкнулись…

Высоцкий неточен в своем рассказе (на концертах – авт.): мы не торопились; а вышли так рано утром, чтобы успеть подойти под стену до начала схода камней…

Теми же камнями, что  убили Живлюка, Логвинову пробило каску…

За  помощью никто из нас вниз не спускался – такой цели у нас не было, мы уже передали  вниз сигнал бедствия…

«На карнизике» мы с телом ЮЖ не ночевали… это у ВВ тоже ошибка в рассказе: мы сначала впятером спускали Юру, а двоих ранило на площадке потом…

Фраза Высоцкого «… мы помогали двум раненым спускаться по морене» – возможно, речь  идет о Демченко и Битном. Это выглядит правдоподобно: ноги у них были побиты, им нужно было помогать. Как потом выяснилось, у одного из них была трещина бедра… А с позвоночником – ни у кого из нас проблем не было… (Речь идет о фразе в рассказе Высоцкого: «У одного из них было что-то с позвоночником…» 130 песен для кино. С.17.).

Исследователь и высоцковед Игорь Роговой так вспоминал данные ему интервью:

«Аскольд Битный, во время нашей с ним беседы, прочитав эту фразу, сказал  мне так:

- Постой, постой!.. Как же он мог об этом узнать?! Я ведь об этом никому тогда не говорил. И голос у Аскольда Васильевича в это время  был крайне изумленный.

Из дальнейшего рассказа А.Битного выяснилось, что летом 1966 года, до начала альпинистского сезона, у него были проблемы с позвоночником, о которых он никому не говорил, опасаясь возможных осложнений по альпинистской части – врачи – могли никуда его не пустить, чего ему вовсе не хотелось. Но как мог об этом узнать Высоцкий?

Сошлись на том, что при спуске, если Высоцкий находился рядом и разговаривал с ним, то Битный, находясь в стрессовом состоянии, мог ему что-то сказать «на подсознательном» уровне. Отдельно напоминаю, что на ледниках Кашкаташ альпинисты-спасатели посадили его в рюкзак и быстро спустили на дорогу. Кто его нес, он не запомнил, а о присутствии на спасработах актеров из «Вертикали» узнал много позже.

Еще раз общими силами  (Игорь Роговой) устанавливаем хронологию события:

 30 июля – около 17 часов погиб Живлюк, ночной камнепад;

 31 июля – утром уходят вниз Битный, Демченко и Горячев; при спуске по леднику Кашкаташ им  могли помогать Высоцкий и его товарищи;

 1 августа – подошли  спасатели, переночевали на стене;

 2 августа – Логвинов и Гавриков ушли вниз».

Вообще, по воспоминаниям сезон этот для альпинистов складывался не удачно, гибель Живлюка была не единственной.

 

Глава из книги А.Линкевича "Вертикаль", или Что не расскажет кинопленка". Издательство "Оптимум", Одесса, 2011г.