Интерактивный

Музей

В.С.Высоцкого

Самое интересное, что о самом процессе киносъемок воспоминаний участвующих намного меньше, чем о событиях вокруг картины. Для того, чтобы помочь актерам в съемках, на некоторые эпизоды подбирали альпинистов. Прежде всего – это нужно было для Риты Кошелевой. Хотя, как говорилось выше, она и сама была очень спортивной и зачастую обходилась без дублеров. Так, сначала на подмену пригласили Галину Федулову. Перед вами рассказ Галины Георгиевны в изложении Олега Акулова:

«1966 год. В начале августа 34-летняя Галина Георгиевна Федулова вместе с мужем Эмилем Шакировичем Ахметовым приезжает на Центральный Кавказ, в Кабардино-Балкарию. Ущелье Адыл-Су. Альпинистский лагерь «Шхельда». То был тяжелый год для альпинистов – шли дожди, в горах таял снег, обнажались камни, булыжники, сходило много лавин и камнепадов. Приходилось делать много изменений в маршрутах. Альпинисты попадали в передряги. В тот год погиб известный покоритель вершин мастер спорта Г. Живлюк из Ленинграда. Были и другие смерти…

То был тяжелый год для Галины Федуловой – год ее возвращения в горы после шестилетнего перерыва. В 1960-м Галина стала мастером спорта. И сразу же долгая разлука с горами, которые она любила искренне и самоотверженно. Рождение ребенка, а потом тяжелая болезнь, долгое-долгое выздоровление, восстановление… И вот она снова в горах! Моральное состояние после жизненных потрясений – тяжелейшее. Да и физическое – не ахти. Очень исхудала Галина за месяцы болезни. Но любимые горы понемногу вдыхали в женщину новые силы.

В «Шхельде» было много старых добрых знакомых, с которыми Федулова и Ахметов съели в горах в прошлые годы не один пуд соли. Один из них срочно засобирался на очередное восхождение на одну из вершин и, сочтя кандидатуру Федуловой самой подходящей, оставил на нее занимаемый им в лагере пост. Руководство альпинистского лагеря утвердило кандидатуру Федуловой – и таким образом, совершенно неожиданно для себя, Галина Георгиевна стала начальником спасательной службы «Шхельды».

Тем летом часто в лагере находился один из известнейших альпинистов тех лет заслуженный мастер спорта Михаил Ануфриков, и целую неделю он с каким-то одному ему понятным интересом пристально поглядывал на Галину. И, наконец, подошел к Ахметову и объяснил ситуацию. Здесь, в Кабардино-Балкарии, в Приэльбрусье, съемочная группа из Одессы будет вести съемки художественного фильма об альпинистах. Его, Ануфрикова, пригласили главным консультантом на этот фильм, и в данный момент он мотается по альпинистским лагерям в поисках спортсменки, которая могла бы выступить в качестве дублерши одной молоденькой актрисы. Актриса, естественно, впервые и о скалолазании не имеет никакого понятия, поэтому для эпизодов восхождения и т.п. нужна ей в замену опытная альпинистка. Ануфриков предложил Ахметову, чтобы дублершей стала его супруга. После недолгого, но довольно нервного размышления Галина Федулова дала согласие. Немного посопротивлявшись («как можно оставить лагерь без руководства спасательной службы), дал добро, и начальник учебной части «Шхельды» Валентин Валентинович Коломенский.

И вот через несколько дней Галине Георгиевне сообщили, что завтра утром за ней приедет одесский режиссер и повезет ее на «смотрины». Уже было известно, что съемочная группа разместилась в гостинице «Иткол» в верховье Баксанского ущелья. Это примерно в получасе езды от «Шхельды».

С рассветом Галина поднялась на Джантуганское плато, проверила уровень воды в горном озере. За уровнем воды в этом водоеме вели наблюдение по очереди начальники спасательных служб и всех близлежащих лагерей – опасались, что от талых вод озеро выйдет из берегов, сорвет естественную плотину и наделает много бед, унеся и человеческие жертвы. (Кстати, прорыв осенью 66-го все-таки случился, но не в районе «Шхельды»).

Около семи часов (уже было светло) Федулова спускалась с плато. Увидела, что на территории лагеря стоит грузовая машина – «полуторка». Сразу поняла, что это за ней, одесский режиссер. Молодой человек, стоявший у машины, когда Галина приблизилась, сказал: «А я за вами». Видимо ему уже сказали, что со стороны плато спускается именно Федулова. «А я готова», – ответила Галина. Режиссер не произвел на Галину впечатления – невысокий и, кажется, в сандалиях, а она терпеть не могла мужчин, носящих сандалии. Режиссер не представился, не назвал ни имени, ни фамилии. И кто бы мог подумать, что это и не режиссер был вовсе, а … Владимир Семенович Высоцкий, тогда еще просто Володя. Страна (и Галина Георгиевна, естественно, тоже) еще не знали его в лицо. Люди уже пели его первые, быстро ставшие популярными «блатные» и «дворовые» песни, но лицо автора пока не было знакомо широким массам. В этот день ни один из режиссеров (Дуров, Говорухин) будущей «Вертикали» не смог лично поехать за дублершей в лагерь альпинистов, и послали молодого актера Высоцкого. И не мудрено, что Федулова приняла его за режиссера – сказали, что приедет режиссер, значит, таковой приехал.

Мастер спорта по альпинизму Галина Федулова и принятый ею за режиссера забрались в кузов «полуторки». Опытным глазом Галина сразу определила, что молодой человек впервые в горах и еще находится под первым ошеломляющим впечатлением. Он смотрел вокруг широко распахнутыми глазами и буквально открыв рот. Галина хорошо помнила свою первую встречу с горами – точно такое же опьянение невыразимой словами красотой и так же открытый рот.

Машина тронулась. Фанерная кабина на грунтовой дороге ходила ходуном и норовила соприкоснуться с передним дощатым бортом кузова. Поэтому стоящим в кузове надо было сохранять равновесие, опершись телом об этот передний борт и положив руки на кабину. Неудобно, не очень-то крепко ладонь цепляется за гладкий верх кабины. И руки так и тянутся ухватиться за борт. Но этак пальцы того и гляди отдавит, раздробит костяшки между бортом и кабиной. И первые сотни метров Галина Георгиевна только и делала, что кричала: «Руки!» – и отдергивала непослушные руки «режиссера» от борта и укладывала ладонями на кабину. «Режиссер» терял равновесие и валился на Федулову, она поддерживала его. Наверное, довольно комично они смотрелись: она – худая, высокая (168см рост плюс альпинистские ботинки-трикони на толстенной подошве да еще с длинными шипами) и он – приземистый, коренастый, в какой-то легкомысленной обуви. Он смотрел на нее снизу вверх и видно было, что намеревался что-то спросить или сказать. Но никак не успевал, потому что звучал окрик: «Руки!» Опять он забывал про руки и рисковал травмировать их.

Машина ехала по ущелью, вдоль реки Адыл-Су (на Кавказе многие ущелья называются так же, как и реки, несущие по ним свои резвые воды). На одном из поворотов речушка подступала почти к самой дороге. И именно это место облюбовала для того, чтобы лечь и позагорать, некая Мария – дородная, полная девица с белорозовыми телесами, подруга одного из консультантов фильма, которую оформили в киногруппу дублершей (хотя дублировать с такой комплекцией среди актрис было некого, да и альпинисткой Мария была никакой, но подруга консультанта есть подруга консультанта). И вот как раз на этом повороте, где возлежала Мария, Высоцкий наконец сумел заговорить с Галиной. Он спросил:

- А, правда: вы – мастер спорта?

- А, по-вашему, только такие «свиноматки» могут быть мастерами? – вопросом на вопрос ответила Федулова и кивнула в сторону раскинувшейся Марии. Резкость, прозвучавшая в словах, объясняется и тем состоянием моральной подавленности, из которого после болезни и стрессов еще не вышла Галина Георгиевна, и нервозностью настоящего момента, когда «режиссер» не может толком сохранить равновесие в машине и того и гляди прищемит свои руки на повороте или на рытвине. Неудивительно, что Галина нервничала и повела разговор на слегка повышенных тонах.

- Да нет, – смутился Высоцкий, – я хочу сказать, что вы – такая миниатюрная, и уже мастер спорта.

- Уже! – хмыкнула Галина. – Да у меня двое детей.

- И дети есть?! – удивился «режиссер».

- Руки! – снова прикрикнула Галина.

Потом Высоцкий спрашивал, какие вершины видны вокруг, на каких из них была Галина, какой категории сложности они. А кругом были горы – знаменитые пик Свободная Испания, Бжедух, Джан-Туган… Красота!

Галина в свою очередь спросила про актрису, которую предстояло дублировать. Высоцкий заверил:

- Ой, она высокая. Вы подойдете.

- Она тоже тощая?

- Нет, вы толще.

И это получился неуклюжий комплимент, ведь как могла тогда Галина Георгиевна быть еще толще кого-то – в ней после болезни осталось 60 кг.

По Баксанскому ущелью выехали на асфальтовую дорогу и подъехали к гостинице «Иткол». Слезли. Высоцкий сказал, что пойдет и найдет режиссера. Галина удивилась:

- А вы разве не режиссер?

- Нет, я актер.

- А обещали за мной режиссера прислать…

- Какая разница? Меня уполномочили.

Через 10-15 минут актер вернулся. Режиссеров не нашел. Извинился. Попытался обнадежить:

- Не волнуйтесь. Вы подойдете. Мы решим этот вопрос.

Потом издали показал ту актрису, которую надо было дублировать на съемках в горах. А потом отправил Галину на «полуторке» обратно в «Шхельду».

Шли дни. Галина Федулова внутренне подготовилась к съемкам. Но, видно, не судьба. Обстановка в горах осложнилась, пошли лавины, начались спасательные работы. Дел у Галины навалилось по горло. Не до кино. Да и киношники пока не снимали, их транспорт мобилизовали спасательные службы, в том числе и ту самую «полуторку». А тем временем молодая актриса присоединилась к группе новичков из какого-то лагеря и успешно осилила программу для начинающих альпинистов. Так и снималась в «Вертикали» сама, демонстрировала все действия и движения самостоятельно. Федуловой дублирование больше не предлагали. Да она, собственно, и не жаждала этого. Кино – это не ее мир. Ее мир – горы. Она делала свое дело, жила альпинистской жизнью, и горы потихоньку лечили ее душу, приводили в норму ослабленные организм.

… Лишь спустя несколько месяцев она узнала, что фильм, в котором чуть не снялась, будет называться «Вертикаль» и скоро выйдет на экраны. Когда увидела отрывки из этого фильма с замечательными песнями, то с удивлением узнала в неповторимом певце-исполнителе того самого «режиссера», который приезжал за ней в «Шхельду» на «полуторке». (газета «Щекинский вестник» г. Щекино Тульской обл., 25 июля 1995 г.)

Замену Кошелевой нашли в виде упоминавшейся уже Светланы Лепко. Вот как об этом рассказала сама альпинистка: «Совершив плановое восхождение, я решила остаться на турбазе «Азау» инструктором. Время позволяло – студенческие каникулы. Отработала смену-десятидневку с горными туристами, и меня попросили подежурить на ледовой базе. Я считалась как бы последней выпускающей на маршруте: альпинисты на базе отдыхали, ночевали и рано-рано утром отправлялись к одной из вершин Эльбруса. База – это домишко на высоте, если мне память не изменяет, четыре сто, между сто пятым пикетом и Приютом Одиннадцати. Воздух там сильно разреженный, на пятый-шестой день мне его стало не хватать: хочется сделать глубокий вдох, а не получается. И я раз в неделю стала буквально на денек спускаться в долину.

Заскакиваю как-то в гостиницу «Иткол», а в холле чересчур многолюдно, и первый, кого я вижу, – Геннадий Воропаев. Ведущий артист ленинградского Театра комедии. Перед отъездом в горы я видела его в «Тени», где они с Милиндером работали от души. От неожиданности я остановилась, стою как вкопанная. И он остановился – его, очевидно, видок мой поразил: запыхавшаяся, взмокшая, в перепачканной штормовке, и два голубых бантика вразброс. А тут, судя по всему, вечеринка с танцами. Я заскочила в номер, приняла душ, быстренько привела себя в порядок – и обратно в холл. И – о чудо! – сам Воропаев приглашает меня на танец, на другой. От него я и узнала, что снимается «Вертикаль», правда, тогда фильм еще назывался иначе – «Одержимые».

Когда днями позже я познакомилась со Станиславом Говорухиным, режиссером, и Сергеем Цивилько, директором картины, а они узнали, что у меня второй спортивный разряд по альпинизму и есть опыт горного руководства, предложили мне, кто из них конкретно теперь уже не вспомню, войти в группу альпинистов, работающих в киногруппе.

Вначале были общие планы. В фильме Высоцкий поет «Песню о друге», а альпинисты идут по снежнику. Мы поднялись на плато и ходим туда-сюда, а оператор с вертолета снимает. Потом ко мне присмотрелись и решили, что я смогу подменять Риту Кошелеву во время ее театральных отлучек. Особого внешнего сходства не требовалось. В фильме есть только один момент, где в кадре мое лицо в вполоборота – я ухожу по трещине вправо, отхожу на всю веревку. Там я в парике: у Ритки челка прямая, а у меня волосы вьющиеся. На мне ее шапочка. Пуховики же у всех одинаковые. Как альпинист могу сказать: ничего сложного на съемках не было – была хорошая игра актеров в якобы сложных ситуациях».

Что касается дубляжа: то в кино это происходит постоянно. А участвовать может не только актер, но и кто-то из окружения. В эпизоде, когда актеры идут вдоль селения Местиа к Закариадзе, съемка в Сванетии, то вместо не приехавшего на съемку Воропаева, мы видим идущего в шортах, режиссера Говорухина. Станиславу Сергеевичу зачастую приходилось и по скалам лазать. Позже он объяснял это следующим образом: каскадеров тогда не было, а брать ответственность за альпинистов не хотелось. Поэтому в эпизодах свободного лазанья актеров, съемка со спины или снизу, – мы можем видеть Говорухина.

Приходилось участвовать в съемках и гримеру киногруппы Волошину, по всей видимости, из-за неплохой спортивной подготовки. Во время съемки купание под водопадом залезть в холодную воду не решился Воропаев, поэтому снимался Волошин. Что же касается Фадеева, то вспоминают, как «он, вообще, под супермена работал. Был чуть ли не трижды мастер спорта». Поэтому во время купания его лицо хорошо заметно.

Съемка водопада – это Азал-ущелье на Девичьей косе. Киногруппа переехала туда, чтобы ускорить съемку с Высоцким. Как вспоминал Козелов: «У Высоцкого ж театр, а остальные все привязаны были к съемочной группе прочно. Не отпускали. Снимали палатку, где он в палатке поет, где он с Лужиной роман крутит. В это время группа ушла вверх, а он на рации. Песня уже была написана, когда мы были на «Приюте немцев», он написал почти все песни там. Мы поехали в лагерь, в высотный лагерь, – откуда восхождение началось. Прощание с альпинистами, настройка рации на связь. И альпинисты уходят на восхождение. Это уже отдельная съемка. А остаются двое: Доктор и Радист. Может быть, она (песня) раньше была написана? Не уверен, что это было на «Приюте немцев». Могла быть до съемок. Потому что «горные» там написаны, а «лирическую» мог отдельно».

Альберт Осипов:

«Чего-то мне там не понравилось. Они спорили, что-то там за мизансцена. Я говорю: «Давай я сниму, потом разберетесь». А спорили, по-моему они решили в палатке какую-то сцену организовать. Вот там, где он что-то с рацией – там  кусочки этих сцен. Там много было снято, потому что мы снимали с запасом. Второй раз в горы не залезешь, потому что зима начнется. Вот это я точно помню. Под гитару, мотив он там тренькал. Вот эту, уже тогда он написал эту песню...

Песня «Если друг оказался вдруг…» – это первый кадр (с Высоцким). Я говорю Володе: «Да сядь ты на этот камень, все равно в горах поешь, в воду как бы. Что я тебе горы счас буду выстраивать?» А горы в дымке были, там белое полотно. «Появишься на фоне простыни. Давай хоть камушек, чтобы было видно». Я там эту дырочку находил, выстраивал. «Володя, не двигайся только, ради бога». «А мне бы вот встать, потренькать, походить». «Да у тебя росточек. Кто увидит твой рост, кино не будет смотреть!» Я его доставал. «Эй, опять ты?!»…

Актеров мы начали снимать около водопада. По-моему, с актерами – это одна из первых съемок. Потом, когда птичку достали, когда актер подковыривал птичку».

Это эпизод в картине, когда актеры натыкаются на гнездо, «альпийская зверюшка». Для достоверности съемки Владимиру Мальцеву пришлось совершить поездку в Орджоникидзе в музей орнитологии. Упакованный в десять коробок экспонат был доставлен к месту съемок. Достоверность съемок проявляется в мелочах.

 Осипов  вспоминает, что эпизод, «когда они на камне сидят, Высоцкий и Лужина, и показывают пальцем, переснимали целиком. Мы снимали его с Борькой Дуровым вдвоем. И Борька так мизансцену построил актерскую, что напряжения не было в сцене. Вот. И… «Давай переснимем». «Давай, долго, что ли». Пересняли лучше».

Вспоминает Дмитрий Козлов:

«Помню съемки кадров с рацией на старом Кругозоре, на склонах Эльбруса. Купанье снималось под водопадом «Три сестры» в долине Азау, где всегда купаются туристы и отдыхающие. Актеров на Кругозор поднимали на танкетках типа БТР. Вспоминаю одно ЧП: горела трава ниже Кругозора, на южном склоне Эльбруса над поселком Терскол. Часов в десять вечера всех, кто жил в гостинице «Иткол», подняли по тревоге. Всех дееспособных. Надо было помешать огню прорваться к лесу. На трех танкетках забросили нас наверх. И все киношники тоже тушили этот пожар: и одесситы, и Володя Высоцкий. Он очень активно себя вел, шел первым».

Лариса Лужина:

«Мы же с Володей, в общем-то, не должны были ничего делать, особо. Ну, что нас?! Забросили?! В палатке – и все?! Мы дублировали всех. Я Риту Кошелеву. Если Чегет, например, идут там по хребту есть. Сверху снимают с вертолета, а мы идем по самому хребту Чегета. Вот там, по-моему, шел Володя – эту цепочку изображали, хотя нас издали не видно. Но нам все это интересно было, поэтому мы все пытались делать сами. Тяжело было, но...».

Владимир Высоцкий из письма к Абрамовой от 24 августа:

«Мы уже несколько дней ничего не снимаем, хотя меня отщелкали уже прилично, и главное, сняли 2 песни. Погода там, наверху, не очень, холодно и грозы, идет снег. Альпинизм – это прекрасный способ перезимовать летом. Но нам дали пуховые костюмы, и в них тепло. Я не буду писать подробно про горы, про 1-й, 2-й и 3-й ледниковые периоды и т.д. Все – по приезде. Надеюсь вырваться в конце месяца. Но не знаю. Я тереблю режиссера, чтобы быстрее, чтобы меньше ездить потом. Но… не знаю, что из этого получится. Все в руках метеослужбы. Здесь все время бьются насмерть альпинисты, и в связи с этим прибавляется тем для разговоров и поводов для грусти.

На леднике – дикая тоска, нет света, живем на морене, в камнях, все время грохот – то гроза, то лавины. Уже не страшно, а напротив, даже красиво.

Теперь проза. Я до сих пор не получил ни копейки денег: ни за роль, ни за песни. Дирекция шлет трагические телеграммы. Пока бесполезно. Сегодня я заявил, что больше работать не буду, пока не будет ставки и денег. Послали этот текст – дословно – в Одессу. Держитесь пока. Потом что-нибудь придумаем. И я скоро приеду. Теперь уже скоро».

Сцены с Высоцким в горах были практически уже сняты. Оставалась Сванетия и павильоны.

Борис Дуров:

«Мы вернулись с ледника, где киногруппа на высоте четырех с лишним  километров жила в палатках. Я принял душ, улегся в чистую постель, в палатках мы спали в мешках, и стал мечтать… После месяца жизни на леднике начинаешь по-другому относится к благам цивилизации. И вот я в баре. Первое, что вижу, – Высоцкий у стойки бара. Перед ним стакан водки. Я в ужасе. Моя первая мысль: «Развязал! Начнется запой – съемкам конец». Володя оборачивается, пьяно кричит: «Борька! Иди сюда!» Я подхожу, говорю укоризненно: «Володя, ты же слово дал!» Потом я представил, какое лицо праведника у меня было в этот момент, если Высоцкий вдруг стал трезво смеяться: «Я так долго тебя ждал!» –  и подвинул ко мне стакан. Я с опаской отпил. Это была вода».

Лариса Лужина тоже вспоминает подобную историю: «На «Вертикали» мы страшно боялись, как бы Володя не сорвался. Нас еще Говорухин страшил каждый день: смотрите, не давайте ему ни капли, наблюдайте во все глаза, чтобы никто ему рюмки не поднес! Иначе будет сорвана съемка. И вообще – опасно в горах: щели, камнепады, пропадет человек ни за грош! Мы и следили с трепетом в душе… Но он в то время вообще не брал в рот спиртного, а потом были еще года два полной трезвости. А сколько соблазнов вокруг! Надо характер, выдержку иметь, чтобы глядеть на то, как звенят бокалы, как пьют, а самому лишь смотреть.

Однажды произошел такой случай. Внизу, на первом этаже гостиницы «Иткол» был бар для спортсменов. Кто-то принес дичь и повар зажарил ее для нас. Володя был тамадой, он с интересом наблюдал как мы пили и шумели, вел наше застолье, но сам – ни-ни. И вдруг – срывается из-за стола, бежит к стойке, бармен наливает ему полный стакан водки, Володя выпивает его и с бутылкой в руках исчезает в своем номере. Мы обреченно последовали за ним. Входим. И что же? Рядом с ним стоит бутылка, а он хохочет: «Там вода! А здорово мы с барменом вас разыграли, правда?!» Все вздохнули с облегчением. Какой это веселый, добрый парень, какой чудесный, талантливый! Не удивляюсь ни многочисленности его друзей среди мужчин, ни его успеху среди женщин!»

Примерно так же Высоцкий разыграл и Пучиняна. Продолжает Владимир Мальцев:

«Мы вечерами, в «Итколе» устраивали танцы. Сначала местные друг друга выталкивали, танцевали эти танцы типа лезгинки, кабардинки, чего только не было. Ну, танцевали, конечно, классно они! Вот у нас Валера Козелов – у него записи сильные были. Ставил свой магнитофон, и танцевали. У нас же костюмерная громадная. Я, например, каждый вечер менял наряд: то у меня какой-то без бортов голубой костюм. Не то что хороший костюм, а необычное чтобы. Например, без воротника, чтоб какие-то куртки непонятные, куча карманов, какие-то капюшончики у женщин. Все с костюмерной. Иностранцев много, так мы набрали самую такую стильную одежду, необычную. И вот каждый раз приходим, а Зинка Козелова, нам давала. Ругалась, но давала эти костюмы. И вот мы там одевались, танцевали».

К сожалению, веселые вечера зачастую мешали работе. Говорухин по этому поводу вспоминает:

«У меня собственно было на этой картине два открытия. Первое – это я убедился, что женщины, мало того, что аккуратней, дисциплинированней, вернее, преданней, но еще и выносливей, чем мужчины. Начиная с «Вертикали» я работаю и в кино, и в Думе в основном только с женщинами. Потому что на них можно положиться. Мужики вели себя как бабы, исключая, конечно, Высоцкого. Те, кто играл альпинистов, ночью пили, а утром они никуда не могли подняться».

Владимиру Мальцеву приходилось отдуваться:

«Помню, как Вольдемар Дмитриев, хороший мужик, директор картины, ждет, когда они, киногруппа, уйдут, чтобы поддать немножко. «Чего Вы не идете. Давайте, солнце сейчас». А солнце взошло за скалу и уже кино снимать нельзя. Меня группа спрашивает: «Ты когда будешь?» Я говорю, что: «Догоню, у меня тут еще дела». Дмитриев: «Вы все документы мне принесли в номер? Мне работать надо!» Какие документы? Я говорю: «Принес». «Ну вот, заходите, там мне надо кое в чем разобраться». А сам подмигивает, кривится чего-то. Я понял сразу, чего он хочет. Пришел к себе, взял бутылку водки. К нему в номер. Открыл. У меня ключ был универсальный от всех номеров, потому что я иногда будил всех. Они всю ночь гуляют, а утром не проснуться. Так я, значит, зашел к нему, под подушку сунул бутылку.

 - Вы были в номере у меня? Занесли документы?

 - Занес документы.

 - Где, куда положил?

 - Под подушку.

 - Хорошо. Ну, потом зайдете.

 - Хорошо, зайду, Вольдемар Николаевич.

Группа, наконец, пошла. Мы пришли, закрыли дверь на ключ. Бутылочку на стол. Выпили по пол стаканчика. Хорошо. Там чем-то закусили. Стук в дверь. Тук-тук-тук. Замолчали. Снова. Это Цивилько. Замдиректора был Цивилько Сережа. Ну что, жалко? Ну, откроем ему. «Вот Вы гады без меня». «Давай, Сережа, садись». В общем, хлебнули, все нормально. Потом я пошел, все собрал, что надо и попер наверх. Иду и думаю: «Ну, сорвусь я вниз счас. Кто меня там будет искать?» Уже не обращал внимание. Вначале страховали нас, чтоб не дай бог это. А все равно дышать тяжело, с непривычки, и ноги болят. Мы ж неподготовлены, ну какие мы были, просто молодые. Я иду по этим карнизам, тут внизу пропасть, облака плывут, а здесь стена, все. А еще хлопушкой опираюсь на нее. А сзади рюкзак, потому что у каждого там кусок камеры. Все тащили – кроме, два у нас было «туника», Воропаев и Фадеев… Киногруппа уже час как ушли. Смотрю, ползут – Фадеев, Воропаев. Говорю: «Я то, ладно. Ну, Вы то в первую очередь должны, ведь съемки». «В уставе съемочной группы написано, что съемочная группа обязана доставить актеров на место съемок своими средствами». «А какие Вам средства?» «Не знаю. Воздушный шар. Или носилки берите, несите нас, все остальное». В общем, я их обогнал. Когда пришел, съемка уже заканчивалась. Коля Иванов, оружейник-пиротехник и Гришка Волошин дублировали их.

Козелов:

«Фадеева Сашу один раз хорошо проучили. Мы идем по леднику – съемочная группа – высадили нас вертолетами. Посадили, а дальше пешком надо идти. А Саша Фадеев и Гена Воропаев отстали, и что-то все время ля-ля, ля-ля. По готовой тропе – мы по целине идем, ну по снегу, а они ля-ля, ля-ля и так все отстают, отстают. На прогулку вышли. Одного Гриша дублировал, гример, а второго дублировал оружейник Коля. Сцену сняли. Появляются они. Говорухин спокойно говорит: «Спасибо – конец съемки. Всем спасибо. Пошли вниз». У тех вытянулись лица. Вот так он их воспитывал».

В фильме есть эпизод, когда пришлось применить свой профессионализм пиротехнику Николаю Иванову. Рассказывает Владимир Мальцев:

«У меня товарищ мой, ну как-то получилось, сблизились с ним. Очень интересный парень, начитанный, Коля Иванов. Он был пиротехник, оружейник – классный! Когда-то он в армии служил, просили мы воинскую часть помочь нам со взрывами. И вот его взяли. Он как раз закончил служить. И мы говорим ему: «Давай к нам». Он такую в «Вертикали» лавину пустил! Что там старожилы говорят, вот эта лавина – это ж мы пустили. Так рассчитали ее точно, что она прошла, чуть ли ни метров 20 от селения. Точно рассчитано все было. Красавица лавина была! Старики не помнят такую. Потому что там специально увидели шапку громадную, которая крепко держалась. Но ее подорвали в определенном направлении».

В этот момент в фильме за кадром звучит песня Высоцкого «Здесь вам не равнина».

Продолжает Альберт Осипов:

«Я один много снимал. Там дублеров, много кадров дублеров. Я и без них снимал. Там страшный кадр, где с вертолета съемка, непонятно как я вообще не улетел в пропасть. Во-первых, там температура была такая, я все время следил за тахометром камеры. Сидел я на колесе вертолета, привязанный. И эта развязка – все отвязалось. Такой пожарный пояс есть – я  его не в ту сторону вставил. А когда не в ту сторону он распадается. Чуть потянул, раз, – вскрывается. Если его правильно завязываешь, он не раскроется. И я как вцепился. Они меня отдирали в Нальчике руки. Потому что я, замерз жутко. Я им свищу: «Ребята, давайте вниз». Они над ледником летят, да еще на такой высоте. Аджин-Тугане – это вообще на другой стороне ледник. Под Шхорой был. Я им кричу: «Мама родная, давайте сядем, где уже летим». Они на этот ледник взяли и прямо брякнулись. Высокий, больше 4-х тысяч там.

А с вертолета съемки, которые в фильме. Там есть кадры, очень знаменитая высота Ушба. Ушба – вот она так в картине крутиться, горы крутятся. Снимал широкоэкранной камерой, которая весила килограмм 15-16. Вот сейчас бы мне сказали: «Сними?!» Даже не посмотрел бы. Тогда запросто.

Ударились однажды на вертолете. Я недели две ходил, не мог шеи повернуть, сорвал ремнем от тяжести камеры. Она у меня вылетела из рук, когда я вешал на шею. Так дернуло при посадке – выбило шею. Я говорю: «Не буду пока снимать, давайте чего помельче, актеров…  Вертолет почему сел, потому что я когда пролетал, ровный полет, я видел дощечку погибших альпинистов на этой скале. «Что такое блестит – прямо как зеркало?» А это летчики не знают. Точно какая-то альпинистка затащила на эту высоту, отрицательный почти уклон 30 градусов. И они повесили эту доску. Она есть. Там если присмотреться, я ж ее специально потом снимал. Для себя, я вижу, и у меня сердце радуется. Понимаешь,что хорошо».

Борис Дуров:

«Закончились съемки на леднике. Мы с Володей только что спустились в долину и блаженно лежали на траве, ожидая автобус, который должен был отвезти нас в гостиницу. На леднике мы жили в палатках. Столовой нам служила огромная армейская палатка, а холодильником, где мы держали мясо, масло и другие продукты, была ледовая трещина. По просьбе повара, которого мы наняли в Нальчике, вертолет доставил на ледник огромную деревянную колоду для рубки мяса. Вот о ней-то сейчас и речь. Неподалеку от нас приземлился вертолет, сделавший свой последний рейс на ледник, и директор  фильма тут же принялся ругаться с летчиком из-за оставленной на леднике колоды. Летчик оправдывался, что машина и без нее была перегружена.

- А ведь колода вернется, – вдруг задумчиво сказал Володя.

- Как вернется? Когда? – не понял я.

- Вот это надо посчитать. Ты представляешь, какой переполох поднимется в научном мире, когда лет эдак через двести ледник вынесет колоду вниз. Ученые сделают радиоуглеродный анализ и объявят на весь мир, что кто-то в 1966 году на высоте четырех с лишком километров рубил на этой колоде мясо… Кто? Для кого? Ведь о фильме все уже забудут, – грустно улыбнулся Высоцкий.

Подъехал автобус. Мы сели в него и поехали в гостиницу. Всю дорогу я думал о словах Володи…» (Экспресс газета» №29, июль 2000г)

Светлана Лепко:

«Высоцкий на съемках бывал эпизодически – все время летал в Москву и обратно. Однажды он прилетел и, уж не помню по какому случаю, говорит: «Так, ужинаем в Тырныаузе!»

Тырныауз – небольшой городишко в Баксанском ущелье, на пути в Нальчик, от нас в часе езды. Володя выхлопотал автобус, и компания, человек восемь, поехала. В ресторане он каждому заказал по цыпленку табака. В «Итколе» мы привыкли, что цыпленок – это... цыпленок, а тут такого подали, что я не знала, как его доесть».

Альберт Осипов:

«С Высоцким тоже приключения сплошные. Идет по дороге впереди меня, лыжи несет. Горнолыжник, учиться ходить. Лыжи брал и ходил. Я говорю: «Это же лыжи для тренажа в зале». «Все равно красиво». Вдруг я вижу: так лапки летят кверху и звук такой «бум». Человек лежит. Дохвастался. Я перед ним стою. В отрубе, ну видно на секунду. Лыжи тяжелые дали в лоб, и он отключился. Он рассказывал до этого, как он не падает, как он хорошо равновесие держит. Он рассказывал – боженька его так в лоб, бах ложкой. Это была хохма. Ржали! А шло человек пять сзади. Ну, он такой стеснительный был парень. Именно вот тогда».

Юнона Карева (Актриса. На тот момент жена Говорухина.):

«В 1966 году Станислав Сергеевич Говорухин снимал в Итколе фильм «Вертикаль». Мы с сыном приехали к нему в гости всего на несколько дней. Сереже было тогда пять лет. Там, на Кавказе, я заболела горной болезнью и целый день пролежала в номере гостиницы. А вечером Станислав Сергеевич вернулся со съемок:

- Поднимайся, Володя Высоцкий приехал. Послушаешь, как он поет, – сразу полегчает.

Но я не только идти, я пошевелиться не могла. Тогда он открыл все двери, чтобы я могла, лежа у себя, слушать Володю, поющего где-то в соседнем номере. А увидела его только на следующее утро. В первую минуту я не могла поверить, что тот мощный голос принадлежит этому невысокому, обаятельному спортивному парню.

… Так мы познакомились…

Володе очень понравился мой Сережа. И Сережа тоже сразу его полюбил. Все дни, которые мы провели на Итколе, он просто не слезал с Володиных рук, бегал за ним, как хвостик. А Володя с удовольствием возился с ним, без устали рассказывал ему какие-то страшные сказки, ужасные истории, которые придумывал на ходу. Рассказывал и сам удивлялся своей фантазии. А Сережа, затаив дыхание, сидел у  него на коленях, доверчиво смотрел ему в глаза и очень внимательно слушал.

- Володя, ну зачем так пугать ребенка? Ему же страшно… – а он только рассмеялся:

- Ничего-ничего… У меня самого двое таких – одному четыре года, другому – два. Когда я им начинаю рассказывать что-нибудь такое, они даже в обморок падают. Но ничего… все обходится… Все живы-здоровы.

Когда мы собирались улетать, была нелетная погода. Двое суток сидели в аэропорту. Народу было очень много… В буфете и везде поблизости все давно было съедено. Володя куда-то убежал и принес еду голодному Сереже. Если бы не Володя, не знаю, что бы я делала с сыном… Кстати, я совсем не помню, чтобы Володя спал в те дни. Он все бегал, суетился, кормил нас, устраивал наши дела, пытался достать нам билеты на поезд, возился с Сережей… И только тогда отдавал его мне, а сам ложился на стол, закрывал лицо кепкой:

- Все… Я отдыхаю… – и лежал так неподвижно с полчаса, а потом вставал бодрый, энергичный…

После этой первой встречи были другие. Очень редкие, но какие-то удивительно трогательные и теплые…»

Осипов вспоминает, что приезд Юноны Каревой был связан с чьим-то днем рождения. Пробыла она дня четыре, а он сам в этот момент не присутствовал – укатил на охоту.

Геннадий Воропаев считал, что съемки фактически были с сентября, когда и он, и Высоцкий уже открыли театральный сезон. «В неделю по два раза летали, репертуар у меня в то время был насыщен, у Володи тоже, поэтому прилетали сюда на два дня, в общем-то. На один день уже не летишь, потому говоришь, что занят. Иногда и не доезжали. Летели до Кисловодска, до, Ессентуков, а там, на машине 120 км. А потом погода ушла».

Валерию Козелову тоже приходилось постоянно мотаться между съемочной площадкой и Одессой, т.к. отвечал за проявку материала: «А это 200 км до МинВод, потом лететь в Одессу. И обратно так же. По счетчику».

          

Основной водитель на картине – Дудник Юрий Васильевич. Проработал на Одесской киностудии с 1953 года и до наших времен:

«На Эльбрусе снимали картину «Вертикаль», четыре с половиной месяца мы там были. Поднимались на ледник, снимали. Потом разбился вертолет, и потом машинами пытались добраться наверх. Некоторые актеры приезжали, уезжали. Приходилось ехать встречать. Я ехал на машине за ними, встречал и вез на Эльбрус на базу. А потом наверх подымались. Помню, что когда разбился вертолет у нас, который поднимал на съемку, на Эльбрус, на «5-й», на «11-й приют». Вот там что получилось? Осенью пошел дождь. Лед, все-таки. И на верху пошел снег. А у него была площадка. Вертолет садился, и получилось буря, завихрение. Он хвостом ударяется об скалу и кувыркается. Полетел и поломал винты, только одна кабина осталась. Но люди все живые остались. Поцарапались немножко. Вертолет из Нальчика был, и он обслуживал киногруппу. Потом дали спасателей на вездеходе, и я на вездеходе работал. Начали людей спасать. Поднялись наверх, забрали людей, спустили вниз. А потом увидели, что машина поднялась наверх – ага, значит можно. Давай подыматься. И пришлось подниматься почти каждый день. Мы жили в Приэльбрусье, в гостинице «Иткол». А с «Иткола» уже ехали туда. Там снимали картину и опять вечером возвращались домой».

О своем приезде в горы вспоминает Стриженюк:

«Как мы туда поехали? Дело в том, что я сидел на работе, и мы получили телеграмму, что на Эльбрусе разбился вертолет. Мы арендовали у кавказского аэрофлота, там было управление. И этот вертолет иногда возил пленки, возил продукты – он был подчинен группе. И они в этом рейсе везли барана, хотели то ли шашлык, то ли плов сделать. А ночью пошел мелкий снежок. И когда вертолет садился, пилот не сориентировался, он лег на бок и разбился, лопасти перевернулись… Я приехал, когда из Кисловодска ночью на машине с редактором. Вот как раз после этого случая. Получили телеграмму – я сразу выехал туда. Ну, приехали: горная речка, нарзаном пахнет. Мы там пили прямо из родников. И я увидел одно окно светиться. Вся гостиница темная – одно окно светится. Я говорю Васе Решетникову: «Пойдем туда». Мы приходим, действительно, сидит Высоцкий на ковре, а вокруг американские горнолыжники, в его номере. Горнолыжники, горнолыжницы и Володя сидит. Мы попали прямо на концерт. Он увидел нас, сразу прекратил все это дело. «Володя, ради бога, соседи не жалуются? Играй дальше». Вот оттуда и была у него какая-то такая ну популярность, уже даже люди, которые приезжали из-за рубежа, американские горнолыжники здесь, в «Итколе»… Туда же вообще никого не пускали».

 

Альберт Осипов:

«На «Вертикале» они влетели в снежник, наверху. Первый вертолет должен был лететь туда, с актерами. «Первым рейсом, – я говорю, – так рано? Да еще холодно. Давай чуть позже». Говорухин начал в шахматы играть. Я свои там дела. Дуров спать,как всегда. Я в эту трубу смотрю, часа два прошло. И вертолета не вижу, никого вообще не вижу. Потом часа через четыре цепочка людей спускается… А мы послали туда альпинистов, чтобы они подготовили площадку. А летали туда перед этим, предыдущий день мы летали. Площадка, флажки поставили, все. Не столько съемка. Ну, «105-й приют», мы там, в основном, все снимали. Снежную бурю, там все это. Я туда затащил самолет. Вообще уникальная история. Только через два года его сняли. Из-за этого, кстати, там погиб танкист один, который туда заехал наверх. Он улетел прямо в «Иткол», прямо под гостиницу. Груда железа. Там огромный танк, самоходный. Ну, он же поднимал! Потому что поставили нам условие, что мы его должны спустить оттуда. Тогда вы спасете душу этих пилотов, тогда будет считаться, что у них авария в горах и они…

Это я о «Вертикале» говорю, какой «Белый взрыв». Очень многие путают с «Белым взрывом».

Владимир Мальцев:

Уже был, наверно, октябрь месяц, или конец сентября. Вертолет пошел к «Приюту 11». А со связью было плохо. И оттуда он не возвратился. Ждали, ждали – ничего. И, когда ночь уже настала, альпинисты, там же мощные альпинисты  были: и Джунберг Кахиани, и Шелико Маргиани, Елисеев – соратники Абалакова. Ну, в общем, пошли ночью. Ну, они то сильные были, заслуженные мастера спорта по альпинизму. Они везде, где угодно были. И врача тащили – любитель альпинизма просто. У него был, может быть, второй разряд по альпинизму. Они его тащили наверх.  Слава богу, что это пологое все было, Эльбрус пологий. Это непросто, ночью тем более шли. И вот пришли. А там просто вертолет упал, покатился. Повыскакивали все. Кто там ехал? Я помню, что рабочий поваром был, такой кругленький, толстенький, молодой пацан. Еще там несколько человек. Что везли? Продукты везли туда, тушу баранью. Уксус для шашлыка. И много пачек было сухого киселя. И, когда вертолет катился, все это перемешалось. Некоторые вниз головами висели. Кто-то там «ой-ей» нога, кто боком ударился. Ну, ничего. А мы увидели все это. Женька Шебурджинский был такой администратор. Он сел в снег, говорит: «Трупы не буду вытаскивать». Там видели, что искореженный был. Ну, так не сильно, побитый. Это же все быстро, мгновенно. Летел, и вдруг он упал и покатился. Подбежали. Они, когда повыпрыгивали, снег красный стал вокруг. Ну, думаем, все в кровищи. А там уксус побился с киселем, розовый кисель – и вот снег такой красный. Ну, ничего. А внизу не знали об этом. И вот ночью пришли туда. Врача просто притащили».

  

Светлана Лепко:

«Один эпизод собирались снимать на Эльбрусе – на «11-м приюте». Вертолет был готов к вылету, когда погода резко испортилась: солнце, солнце и вдруг – снежный заряд. Сроки жесткие, решили съемку не откладывать. Когда снег кончился, вертолет ушел в первый рейс. Минут через сорок-через час ему предстояло вернуться. Проходит час, два, три – нет его. С Приютом пытались связаться по рации, но что-то долго не получалось.

 К Приюту ушли две поисковые группы, первую, помнится, возглавил Шелико Маргиани. Радиосвязь установилась, когда поисковики уже были в пути. Обстановка прояснилась. Оказывается, вертолет, заходя на посадку, поднял облако снежной пыли, пилот потерял ориентацию и завалил машину на бок, в результате чего при ударе поломались лопасти. Из пассажиров серьезно не пострадал никто, но шишек понабивали более чем достаточно. Спасатели – ребята сильные – поднялись к Приюту часа за четыре и там вместе с пострадавшими заночевали.

В шесть или в семь утра Лариса Лужина выскочила в гостиничный коридор с криком: «Только что из-за «бугра» передали: «При съемках фильма «Одержимые» разбился вертолет...» Мы у подножия Эльбруса о происшествии узнали поздно вечером, а утром уже по Би-би-си об этом трубят!»

По поводу сообщения по Би-би-си. Вскоре у Высоцкого родиться замысел песни «Опасаясь контрразведки». О Пучиняне,как о главном герое,уже сообщалось, а добавить о песне можно следующее. Там есть строчка: «А потом про этот случай раструбят по Би-би-си». Случай в горах, о котором тут же передало иностранное радио, позже родил ассоциацию и в песне.

Владимир Мальцев:

«И в Сванетии мы снимали. Через перевал Бичо идти долго, поэтому вертолет за 15 минут нас перекинул. Вначале помню, они корову перевязали, внизу кто-то попросил. Перегнать трудно. Вертолет поднял, отвез, вернулся. Потом нас несколько ходок сделал».

Альберт Осипов:

«Мы в Сванетии были. Не помню сколько времени. Они, киногруппа, жили вместе, а я жил с другой стороны перевала. Перед какими-то съемками Высоцкий был. В горах же мы снимали с Высоцким. Он один день, по-моему, был. И с дублером снимали! Почему он там стоит на заднем плане, потому что я сказал, зачем нам Высоцкий – мы и без него снимем. Там будет он сзади. Эпизод, когда заходят они к отцу погибшего альпиниста в дом. Закариадзе показывает на стене фотографию – я же сделал, и кто-то стырил тогда. Американцы просили, отдайте нам фотографию. Потому что я снял два самых знаменитых маршрута, почему ценной была фотография. Для профессиональных альпинистов. Там есть павильонные съемки. Так лихо снял, что не поймешь где павильон. Что я сам сейчас смотрю и не могу вспомнить, где снимал: где павильон, где в горах. Что-то Мишка (Заяц) строил. Весь двор, я точно помню, мы снимали на натуре».

Лариса Лужина:

«Сванетия – это все на месте мы снимали там. Это маленький городочек, сейчас, в общем, и не осталось там ничего от него. Местия. И там гостиницы не было как таковой, ресторана не было. Столовая типа ресторан. Я только помню, что мы жили на этой турбазе, и было страшно много мышей. Когда мы спали в одной комнате, а гитара всегда ж была при Володе. Ночью раздается такой мелодичный страшно звон. Володя что ли проснулся, стал играть! Оказывается, мыши бегали по струнам, и играли струны. Вот в таких условиях. Ночью ловили мышей, кидали друг в друга... Условия были, в общем, военные во время съемок. Хотя все вспоминается, картина единственная, которая у меня осталась в памяти из-за того, что, в общем-то, был коллектив. Дружный. Если б еще Слава Говорухин немножко посерьезней к этому отнесся, можно было сделать действительно, хороший фильм. Ребята не очень серьезно к этому отнеслись. Там больше старался Алик Осипов, оператор. Чтобы как-то снять поинтересней.

Закариадзе. Мне кажется, что они с Высоцким познакомились именно на «Вертикали». И, наверно, с этого и началась дружба. Потому что как Сванетия, все это ж застолье, там вот снято. Это все прямо на месте. Все было приготовлено, все сделано. И я вот не знаю, вот там, по-моему, Букути, все. Вот там они и подружились. Именно с этой картины. Потому что мы сами впервые познакомились все на съемке.

Григорий Волошин:

«Мне в Сванетии было как раз 30 лет (25 сентября). Вот. Купил я барана, и вся группа на Дне рождения была. А Высоцкий под гитару песни пел. Тогда он не пил. А играл, играл. Потом говорит: «Во, Вы уже все пьяные, я пошел спать». Уже некому играть. Потом этот хор местный, района хор, пел мне всю ночь «Сулико». А вся группа кричала: «Гриша, прекрати. Завтра на работу». Я говорю: «Давай Сулико». А в Сванетии снимали мы, когда приходит сван, проходят Сванетию. Башни. Это было позже. Осенью.

Геннадий Воропаев считал, что съемки фактически были с сентября, когда и он, и Высоцкий уже открыли театральный сезон. «В неделю по два раза летали, репертуар у меня в то время был насыщен, у Володи тоже, поэтому прилетали сюда на два дня, в общем-то. На один день уже не летишь, потому что говоришь что занят. Иногда и не доезжали. Летели до Кисловодска, до, Ессентуков, а там, на машине 120 км. А потом погода ушла».

В октябре киногруппа вернулась в Одессу.

Валерий Козелов:

«Дело в том, что первый вариант горных песен, пока не возникла композитор – она оркестровку делала. А первые варианты Коненкин записал прямо в «Итколе». И Высоцкого записи из «Вертикали» из гор привез я (в Одессу). Мы уже в самолете крутили, а все спрашивали: «Что это?». Дело в том, что Геннадий Александрович Коненкин, записал все эти песни, под гитару чисто. (Запись делалась на профессиональный магнитофон, 38-я скорость). Я говорю: «Геннадий Александрович, дайте переписать!?» А в это время привезли лыжи на базу, ну для этих высотников скоростников, импортные. И у Махина не хватило денег. Он подходит ко мне и говорит: «Валера, купи у меня магнитофон». «Ну, давай». Бобинный, на батарейках двенадцать вольт. У меня деньги сохранились. И вот на этот магнитофон Геннадий разрешил мне записать, но с условием: «Я с тебя подписку не беру, но учти, чтоб никому до выхода картины не давать». «Хорошо». Так я заимел первый эти песни, вот эти «военные», и «Скалолазку», которая не вошла в картину. Я, вооружившись такой записью, сели мы в самолет, врубаю. Все начали охать. «Что это, что это?» А потом в Краснодаре пересадка – толпа вся слушает…»

Владимир Мальцев:

«Когда с пересадкой, кажется, в Краснодаре мы обратно улетали, по частям. Помню: я, Козелов со своим магнитофоном. Я сидел на этом магнитофоне, мы «ужрались» хорошо. Потому что, какой-то там полковник был, к нам примкнул. А мы долго стояли, Краснодар не выпускал. Пересадка была. В общем, еле-еле нас в самолет впустили.

  Надоело. Там так надоело – эти горы, фальшивые люди. С одной стороны, они готовы все тебе отдать. В основном, это грузины, мегрелы. А вот эта местная орда: балкарцы. О, такой мелкий народ, мелкий. Все время исподтишка, все время с ненавистью смотрят. Когда человеку нечем хвастаться, он начинает хвастаться своей национальностью, родословной, «мои горы». И вдруг пришли: «А Вы чего тут? Вот наше». И поэтому надоело. Даже гостеприимство кавказское искреннее – оно ж тоже утомляет. Когда ты уже не можешь, не хочешь. «Нет, давай этим маленьким стаканом с большой душой и большим сердцем». И вот давай еще, давай еще…  И вот, когда мы оттуда возвратились, ой, мы такие были счастливые, все. Надоело: это неискренность, это фальшь. И поэтому я сказал (потом): «На «Белый взрыв» я уже не хочу».

 

Глава из книги А.Линкевича "Вертикаль", или Что не расскажет кинопленка". Издательство "Оптимум", Одесса, 2011г.

 

 

 

ГЛАВНАЯ

НАЗАД К СТАТЬЯМ

Главная

Воспоминания

Статьи

Экскурсии

Мероприятия

Место Втречи - Одесса