Интерактивный

Музей

В.С.Высоцкого

Александр Линкевич: Сама поездка была в г. Минск 28 августа 79 года. У меня такой вопрос, может помните, заезжали ли Вы по дороге перед Минском в такой городок Жодино? Может перекусить? Вы ведь выехали рано утром, часов в пять?

Валерий Янклович: Даже раньше.

АЛ: И приехали сюда в Минск где-то в районе пяти – прямо к концерту. Впритык приехали, я знаю. Не могли ли все-таки в Жодино заехать? У меня детские воспоминания, что я Вас там видел. И я видел этот Мерседес длинный стальной.

ВЯ: Не было. Точно. Такая дорога, такой специальный въезд. Я бы запомнил. Потому что я достаточно хорошо помню. Вся почти поездка была достаточно странная. Володя был здесь на гастролях предварительно. И приехал, с гастролей, в плохом состоянии. Приезжает и говорит мне: «Ты знаешь, надо будет съездить, вернуться в Минск, потому что я там обещал отработать по книголюбам. Но не смог. Я был в плохом состоянии. Я уехал. Сказал, что мы приедем». И начались звонки. Не помню, как звали организатора.

АЛ: Лисиц Лев Иосифович.

ВЯ: Я ему все время говорил: «Мы приедем, но только одно условие, чтобы билеты, Лев Иосифович, не продавались». «Я вам гарантирую, что ничего не будет продаваться. Билеты. Все будет замечательно». Володя: «Мне неудобно. Деньги получил. Давай поедем».

АЛ: Деньги были получены?

ВЯ: Часть. За первую часть. И мы поехали. Приехали. Мы поселились в гостинице не «Минск».

АЛ: «Свислочь»?

ВЯ: «Свислочь». Этот человек за нами приехал, на машине.

АЛ: «Мерседес» кинули возле гостиницы «Минск»?

ВЯ: Нет. Прямо в гостинице во дворе. Но поскольку не закрывалось окно. Он все время боялся. Поставили ее плотно не впритык к машине, к стене, чтобы нельзя было залезть туда. И на их машине поехали. Приехали. Было очень много народу. В каком-то научно-исследовательском институте. Все. Лев отдал деньги, 300 рублей, мне, чтобы я Володе. Мы отыграли. Вернулись в гостиницу.

АЛ: Первое. Вы только вдвоем были?

ВЯ: Вдвоем.

АЛ: К Вам никого не приставляли?

ВЯ: Никого.

АЛ: Девчат из клуба?

ВЯ: Нет. Все мы вдвоем были. Мы вернулись в гостиницу. И на следующий день попросили их по городу куда там съездить. Не помню. В общем, никто не пришел. Вечер уже. Семь часов уже, никто за нами не заезжает.

АЛ: Целый день сидя в гостинице.

ВЯ: Сидя день. Никто абсолютно.

АЛ: Потому что есть воспоминания, что Высоцкий приезжал на дачи.

ВЯ: Вранье. Никуда мы не приезжали. Сидели в гостинице. Абсолютно. И наступает вечер. За нами никого нету.

АЛ: Вы были три дня. 28го – первые два концерта было. Два концерта было в первый день?

ВЯ: Да.

АЛ: Этих концертов записи не существует. На следующий день, 29-го, было три концерта. А целый день, что вы делали?

ВЯ: Ничего. Были в гостинице. Никуда мы не ездили. Абсолютно. А потом за нами не приехали. Вот я не помню, какой день это. Не приехали за нами.

АЛ: 30-го августа.

ВЯ: Вот еще что. Я обратил внимание, что билеты все-таки продаются. Билеты от книголюбов были, по 50 копеек, а поставлено два, два пятьдесят.

АЛ: Штампик.

ВЯ: Я ему говорю: «Смотри. Мне это очень не нравиться». А мы уже были под следствием. Накануне следствие уже велось. «Ижевское» дело было. И поэтому мы требовали. «Мне это не нравится». «Не беспокойтесь, у нас все согласовано». Все это т.д. И вот мы ждем все – машины нету. Я говорю: «Володя, мне это не нравится. Ты знаешь, поехали». Мы сели в «Мерседес» и едем к этому институту.

АЛ: Сами?

ВЯ: Никто не приехал. Издалека я вижу. Мы подъезжаем, стоит милиционер, полковник или подполковник, я уж точно не помню. И висит объявление: «Концерт отменить в связи с болезнью Высоцкого».

АЛ: Объявление было на  стекле или на столбе висело?

ВЯ: Нет. На стекле. Надели. Да. Володя говорит: «Ну, как же вам не стыдно».

АЛ: Высоцкий прочитал это объявление?

ВЯ: Ну конечно. «Я сейчас скажу людям, что это неправда». «Владимир Семенович, ну не надо. Я вас очень прошу». Я говорю: «А где устроитель?» Он вызван в райком или горком партии. И мы садимся в машину и едем, уезжаем. Ехали всю ночь. Я помню, не закрывалась у нас это окно, дуло. Он очень нервничал. Останавливались. По-моему, у него было плохое состояние. Не было ничего, чтобы он мог себя, знаешь.

АЛ: Ну, понятно.

ВЯ: И очень плохо ехали. Один раз прямо заехали, вот подъезжаем, еще б немножко, то просто. Он помнил, есть какой-то участок дороги, новый, где насыпь еще не закончена. Он говорит: «Я с Мариной ехал через Белоруссию из Польши, один раз так уже накололся».

АЛ: А кстати, это он был за рулем или Марина, когда они вылетели на трассу?

ВЯ: Ну, я не могу сказать. Таких подробностей я не знаю. И когда мы приехали. Вдруг, я уже не знаю, в сентябре ли это было – меня положили в больницу.

АЛ: Ну, потом тбилисские гастроли начались в сентябре.

ВЯ: Да, да. После тбилисских гастролей. Там приезжали следователи допрашивать нас. Не по этому делу, а по «ижевскому». И когда я лег в больницу в октябре, приехали вдруг из Минска люди, следователи. Да. И они спрашивали меня о том, как произошло. Они сказали, что устроителя арестовали. И они хотели узнать, получали ли мы деньги. Я сказал: «Мы ничего не получали. Знать, ничего не знаем, и знать не хотим». И они…

АЛ: Высоцкий тоже должен был бумагу какую-то подписать?

ВЯ: Подписал. Он подписал. Ну, как – это же официальный допрос был.

АЛ: Где-то в архивах МВД?

ВЯ: Наверняка есть. Вот. Но они сказали, что к нам претензий никаких. И на этом уехали. Но нас хотели вызвать сюда на суд в качестве свидетелей. Мы не поехали.

АЛ: Это было уже весной, наверное?

ВЯ: Я не помню. Были повестки – это точно, я вспомнил. Вызывались. Но мы не поехали. Нас все-таки оставили в покое. Если Ижевск нас просто рвал и метал, хотел добраться до нас, чтобы нас  вызвать. То здесь достаточно лояльно отнеслись. А потом мы узнали, что его судили, что-то ему дали, год или два.

АЛ: Пять с лишним.

ВЯ: Пять лет отсидел?! За это дело?... Потом мне говорили, если б он дал в райком партии билеты.

АЛ: Он сказал, у него деньги сохранились. Деньги как бы они изъяли. Просто не подотчетные были. Т.е. таких денег, которые скрыл – не было.

ВЯ: Может быть. Но факт остается фактом. Они к нему придрались из-за того, что, как мне потом рассказывали, просто он не дал билетов. Если бы он дал билеты – они бы его прикрыли. А он немножко распоясался. Так что по этим гастролям все, что я знаю.

АЛ: Ну, вот поездки куда-то в эти два дня Вы не помните вообще?

ВЯ: Не помню. Я почти убежден, что их не было, потому что он был в очень неважном  состоянии.  И куда-то ехать, если это не было связано с какими-то «доставаниями  вещей». Не думаю, что он, я бы запомнил.

АЛ: А такие девушки, Инна и Ира, при Вас не были? Потому что они как бы от клуба «Купалинка», такой был клуб авторской песни в Минске. Потому что существуют фотографии этой Инны.

ВЯ: Ну, возможно. Это возможно.

АЛ: В гостинице?

ВЯ: Ну тогда люди какие-то приходили. Могли они прийти. Это могло, вполне возможно. Я знаю, что никаких романов там не было, коротких даже. Не до этого ему было.

АЛ: У него знакомая женщина Вера Савина по Москве.

ВЯ: Ну, не знаю. Десятки подходило людей. Поэтому трудно сказать. Я могу только со стопроцентной уверенностью утверждать, что никаких таких вот специально романов не было, ничего.

АЛ: И что конкретно к кому-то на дачи ездили, тоже нет.

ВЯ: Сто процентов нет.

АЛ: Потом Туров, есть воспоминания, хотел, чтобы Высоцкий приехал на дачу.

ВЯ: То, что он ему говорил – это точно. Наверняка. Но его  может, в городе не было. Я не помню, чтобы он встречался с Туровым в эту поездку.

АЛ: Они не смогли встретиться, потому что он уехал в этот день. Еще есть, что Высоцкий как сорвались концерты, собирался все-таки встретиться с ребятами с «Купалинки» в этот же вечер. Ему надо было где-то спеть якобы. И он собирался.

ВЯ: Нет. Он был очень раздражен, и мы тут же, как вернулись, сели в машину и уехали. Немедленно. Ничего этого не было, ничего. Сто процентов.

АЛ: Т.е. все присочинили, да.

ВЯ: Ну… знаешь…

АЛ: Вы были только на своей машине, никто с Вами не подсаживался? Никто Вас на  машине на Жигулях не сопровождал?

ВЯ: Может быть, выводили нас из города, может быть. Этого я не помню. Из города нас мог кто-то вывезти, потому что мы не знали дороги.

АЛ: В тот же вечер, когда сорвались концерты?

ВЯ: В тот же вечер.

АЛ: Есть воспоминания нескольких человек, что Высоцкий чуть ли не выходил кричал: «Я буду петь здесь». Людей не запускают. «Я буду петь прямо здесь».

ВЯ: Нет.

АЛ: Милиция уговаривает.

ВЯ: Подожди. Он говорит: «Я могу сказать людям, что я не болен, я могу дать концерт». Тогда он сказал: «Не надо, зачем».

АЛ: Т.е. его власти уговорили, что не стоит?

ВЯ: Там не было такого, знаешь, уговора. Он просто посмотрел на него. Он понимает, что он при исполнении обязанности, что его вины тут нет. Повернулся и поехал. Поскольку были на машине, развернулись. Заехали в гостиницу. Теперь трудно вспомнить, много ли мы там. Потому что мы хотели туда заехать (в гостиницу). Нас все время раздражало, что окно не работало. Это надо было все-таки, восемь часов. Вот тогда мы хотели что-то исправить. Не вспомню, когда это было – нам нужно было масло. В это время или нет. Не было масла. Мы заехали в гостиницу, знаешь, где Дворец спорта, на набережной.

АЛ: Да, да, «Планета»

ВЯ: «Планета»? И мы заехали – там группа французов была. На машинах. И они попросили у переводчицы, чтобы она объяснила, что нам нужно масло.

АЛ: Вы ехали с концерта и…

ВЯ: Ну, не с концерта. Когда выезжали. Вот тут могли быть какие-то жигули, которые нас сопровождали, просто. И она (переводчица) им рассказала. И один итальянец: там группа была, итальянцы и французы – пошел в машину, достал. Дал нам банку масла. Вот это точно было.

АЛ: Выезд за город с другой стороны.

ВЯ: Да.

АЛ: Вы могли с концерта туда заехать.

ВЯ: Не, не. Дело в том, что когда мы приехали, взяли вещи. Потом смотрим, что масла мало. Вот тут нас могли сопровождать. Потому что Володя говорит: «Где иностранцы с машинами могут быть?» Вот ему кто-то сказал, что в этой гостинице бывают. И мы поехали туда специально доставать масло. И остановились там. Он нашел группу, которая ужинала там. И он попросил переводчицу, чтобы она объяснила, кто это такой. Пошел итальянец: то ли Феррари  у него был – и он достал масло.

АЛ: Вы были на сером длинном Мерседессе?

ВЯ: Да, да.

АЛ: Валерий Павлович, еще что-то связанное с Беларусью, Высоцкий и Беларусь, что можете сказать?

ВЯ: Нет. Я не был. Гастроли театра проводил не я, а Яша Безродный. А я проводил в Тбилиси. Больше я ничего не знаю про Беларусь.

АЛ: А звонил в Москву по гастролям сам Лисиц?

ВЯ: Да, он позвонил на квартиру туда к нам. Потому что Володя оставил ему телефон и пообещал, что он…

АЛ: Есть еще такой момент: на гастролях Таганки Высоцкий, как говорят некоторые актеры Таганки, должен был уехать. И вроде бы в Баку. Должна была быть то ли съемка, то ли…

ВЯ: Он и уехал. Да. Он снимался у Швейцера в «Маленьких трагедиях», он и уехал туда.

АЛ: Но съемка не состоялась.

ВЯ: Не состоялась. Он должен был играть в эпилоге Беса. Володя не сыграл.

АЛ: А, из-за состояния  здоровья.

ВЯ: Да. Он поехал, но не сыграл. Съемки не состоялись.

АЛ: Но это он сразу после Минска? Буквально в те же дни уехал туда?

ВЯ: Да, да.

АЛ: Если можно, несколько вопросов. Воспоминания есть Полоки, но это уже ближе к смерти, где он говорит, что он заходил, только он не помнит, заходил на квартиру то ли 24-го числа, то ли 18-го.

ВЯ: Он заходил раньше, наверное, 18-го числа. Он просил песню. Володя же писал для его фильма.

АЛ: Он заходил перед «Гамлетом» или в день «Гамлета»?

ВЯ: Не могу вспомнить. Но то, что он заходил, это сто процентов. И Володя дал ему текст.

АЛ: Он отдал черновик?

ВЯ: Черновик. Черновик.

АЛ: Потому что у Полоки есть переписанное с черновика.

ВЯ: Ну, мне трудно сказать. Но то, что Гена был. Володя ждал его. Дал ему текст – это сто процентов.

АЛ: Но это до «Гамлета» или после, не знаете?

ВЯ: Не думаю. Думаю что после «Гамлета». Потому что после «Гамлета» он уже не выходил никуда.

АЛ: 19-го было открытие Олимпиады, может, с этим как-то связать.

ВЯ: Он никуда не выходил. Мы должны были поехать на открытие Олимпиады  в олимпийскую деревню, потому что у нас было приглашение – нам Штурмин сделал. Но он так и не поехал.

АЛ: Потом, 24-го есть воспоминание, вспоминает водитель киностудии, что он заезжал с фотографом – и буквально целый час фотограф театра на Таганке Стернин о чем то там с Высоцким…

ВЯ: Чепуха. Не было. Вранье. Фотограф мог Нисанов только быть, фотограф, сосед его.

АЛ: Гастроли в Тбилиси. Степанян какую роль в судьбе Высоцкого играет?

ВЯ: Степанян – следователь. Когда приехал следователь, молодой парень из Ижевска, Воробьев. Ему надо было допросить Высоцкого, Любимова и меня по Ижевску. Представляешь, Любимов! У него (следователя), конечно, тряслись руки, ноги. Он пришел к местным ментам: «Ребята, пойдемте со мной. Я не знаю, как туда зайти даже, мне страшно». Он, Степанян, очень любил, Высоцкого, и был шанс познакомиться. Вот. И он говорит: «Я пойду с тобой». Он пришел в номер к нам – а мы вместе жили в гостинице. Вернее, у Высоцкого были апартаменты, я с ним там. Он, значит, нас опросил вместе со Степаняном. И пошли допрашивать Любимова.

АЛ: А протокол составили?

ВЯ: Да, настоящий допрос был. Сначала они Высоцкого допросили, а потом я должен был приехать, потому что я был на работе. Я должен был поехать. И должны были, у меня самого поджилки тряслись, там еще Абрамов был в это время, Федор. Он с Любимовым что-то оговаривал о спектакле. Они приезжают к нему, а там Абрамов сидит. Они должны допросить Любимова, потому что он в Ижевске получал деньги как режиссер. И они должны были допросить, получал ли он. И он, б…, поехал туда предупредить Петровича, чтоб был готов к этому. И Степанян с тех пор стал приходить к нам. И он создал там для Володи условия, чтобы ему никто там не мешал. Мы всегда после спектаклей приходили к нему домой. Там готовил еду. И не мешал никогда нам.

АЛ: Вот эта запись у Степаняна домашняя.

ВЯ: Да. И Володя один раз сам говорит ему: «Давай я попою». И вот тогда он записал.

АЛ: На свой бытовой магнитофон?

ВЯ: Да. Да. Да. Ну, там интересная запись «10 лет». Интересная запись. Он редко ее пел.

АЛ: По записи. У Вас в архиве что-то сохранилось?

ВЯ: Нет. Я вообще ничего не храню. А я думаю, нет сейчас ни у кого таких редчайших. Я думаю, уже все выплыло. Все сделали.

Ну, я сейчас выдвинул идею, Володе сейчас не надо никаких вечеров памяти проводить, ничего. Он уже совершенно не нуждается. Уже новый этап. Я предложил организовать  конкурс Высоцкого. Всемирный. На всем  постсоветском пространстве, включая большие русские, как Америка, Канада, Израиль, Германия, Австралия. И принцип один – автор. Человек должен представить в любом жанре авторское произведение, любое. И по регионам провести. Потом собрать их.

АЛ: Сам  автор слов, музыки.

ВЯ: Неважно. Он может быть автор музыки, текста – неважно. Авторство должно быть! Оно может рок быть, неважно, в любом жанре – но самое главное, чтобы было авторство. От 16 до 25 лет. И вроде они подхватили это. И делать это. И 25-го в день его смерти. Как у памятника мы делаем ежегодно концерт, делать награждение. Как раз у его памятника у петровских ворот. Есть форма у нас. А потом, если это будет достойно, делать такие туры по Волге, от Москвы до Астрахани, до Питера. Делать заключительный в Питере. Ну, это все пройдет – и будет такой конкурс Высоцкого.

АЛ: Скажите, вот этот автограф, который в день смерти раздаривали: Высоцкий сидит с гитарой – это же Вы сделали специально?

ВЯ: Это мы сделали, мы хотели  раздаривать. Мы сделали 10 тысяч таких открыток. И он хотел. Раньше не принято было визитки, и он хотел как бы. Нисанов – это сделал. Написал. Да. И мы их напечатали.

АЛ: А фото самого Нисанова?

ВЯ: Да. Самого.

АЛ: Это где он с усами, с гитарой?

ВЯ: Да, да. Там было два вида: и они все раздавались на кладбище, во время похорон.

​                

АЛ: Вы не знаете, что за образ девушки в романе «О девочках»?

ВЯ: Ну, я могу так – из Одессы девочка Ириша.

АЛ: Из Одессы она?

ВЯ: Она из Одессы, да.

АЛ: А фамилию не скажете?

ВЯ: Не помню. Ну, я после смерти с ней не встречался. Не знаю, может быть, она уже уехала за границу. Потому что я знакомил с одним американцем, все хотела соскочить. Трудно мне сказать.

АЛ: А Вы хотели тогда соскочить, чтобы сделать гастроли?

ВЯ: Не, не, нет. Она хотела уехать. Я женился тогда на Барбаре. Володя познакомил. Просто эта девушка. Я думаю что, мне так кажется, что это ее прообраз был. Тамары. Потому что он ведь не рассказывал о романе «О девочках», он считал, что очень сырой. Особенно не распространялся.

АЛ: Так какой год написания?

ВЯ: Не знаю. Не могу даже говорить. Не знаю, просто не знаю.

АЛ: А что-то связанное с этой Ириной он рассказывал?

ВЯ: Да, а как же. Он перед смертью ее вызвал, дал деньги.

АЛ: Т.е. «дал деньги двум девушкам».

ВЯ: Да, Ксюхе и ей дал деньги. Они, конечно, на почве наркоты они познакомились. У него завязался роман с ней длительный. Она с ним как-то не так повела. Он резко как бы отскочил. Но перед смертью он ее позвал, как бы приблизил.

АЛ: А Вы последнюю книгу Перевозчикова «Неизвестный Высоцкий» не видели? Там Ирина какая-то на П.

ВЯ: Пуртова. Ирина Пуртова. Она сейчас  была в этом фильме. Ирина Пуртова была танцовщица из ансамбля Моисеева.

АЛ: Т.е. это не имеет никакого отношения. Так по каким каналам возможны поиски этой Ирины? Кто она, актриса?

ВЯ: Нет. Она не актриса. Нет, не могу ничего сказать. Она раньше на меня не выходила. Она вышла замуж за какого-то, родила девочку. То ли шведа.

АЛ: А с Высоцким Вы в Одессе были?

ВЯ: Нет.

АЛ: Кроме Перевозчикова, крупные интервью Вы кому-нибудь еще давали?

ВЯ: Кроме Перевозчикова ни с кем не разговаривал вообще.

АЛ: По архиву Высоцкого, когда переснимали после смерти, что там был за скандал? Когда там рукописи не возвращали?

ВЯ: Нет, это просто ребята не вернули часть рукописей.

АЛ: У Эрика Акимова были?

ВЯ: Да. Акимов. Когда мы Высоцкому к 40-ию подарили двухтомник.

АЛ: А кстати, он где? У Марины?

ВЯ: Думаю, что да. Вот. Правленый. И Володе так понравилось. Я ему говорю: «Володя, ребята так старались». «Ну ладно, приведи». Я их привел. И он дал им еще вот такую кипу черновиков, чтобы они разобрались, все. Он им дал. Они не разобрали. И, когда он умер, я вспомнил. Их вызвали, сказали: «Верните». «Нет, мы не вернем». Из-за этого был скандал. Я Крылова вообще не знал, потому что потом вдруг я дома, приходит Крылов. Звонит. И Нина Максимовна. «Можно…» А Нина Максимовна тогда еще обожала Марину. И я без Марины вообще ничего не делаю. И так они обещали вернуть – и не вернули. Потом, насколько мне известно, через несколько лет вернули отцу. И часть потом, через отца они попали к Джигурде, который написал песни.

АЛ: Так, где они, у Джигурды?

ВЯ: Но не рукописи, перепечатки.

АЛ: Отсюда – это «непетые песни» Высоцкого?

ВЯ: Да, да. Вот как все это было.

АЛ: Т.е. в принципе, все рукописи в ЦГАЛИ?

ВЯ: Да. Но я думаю, не все, часть у Никиты в музее есть. Ну, основная часть в ЦГАЛИ.

АЛ: Понятно. А по письмам Высоцкого. Письма Высоцкого в ЦГАЛИ Марина отдала.

ВЯ: Письма его к ней. А ее – они ж пропали. Ну, потом, Перевозчиков мне сказал, что письма нашлись. И я думаю, что они у Ксюхи. У меня такое впечатление, что Ксюха их забрала. И якобы она готова была их вернуть. Но насколько это верно? Это я только со слов Перевозчикова знаю.

АЛ: У нее ж какие-то материалы есть, наверное?

ВЯ: А почему? Откуда они могут быть у нее? У нее могут быть только те вещи, которые она взяла после смерти сразу. Потому что цепь вот эта оказалась у нее. Она оказалась у нее. Когда Марина раздавала вещи, спросила: «Что ты хочешь взять?»  Сказал: «Я хочу взять цепь». Ее не оказалось. Я сказал Ксюхе, я чувствовал, что она у нее. «Принеси немедленно эту цепь». Она принесла. И мне она так досталась.

АЛ: А кольца где?

ВЯ: Кольца, я думаю, тоже у нее. Хотя она говорит, что нет. Я думаю, что кроме нее, больше ни у кого не могли быть. Потому что я сразу сказал «кольца, кольца». Потому что они могли дискредитировать как бы, Марину, его тогда в то время. И они так не нашлись. Я думаю, что они у нее.

АЛ: А вот все-таки, вот этот шаг обвенчаться. Это доказать Ксюхе, что не случайно?

ВЯ: Да, да, конечно. К тому ж это был шаг такой. Я ему говорил: «Что ты делаешь? Как тебе не стыдно?» «Я не могу, чтобы она думала, что так. Если со мной что случится, чтобы она не чувствовала, что была со мной просто так».

АЛ: Если б, дай Бог, все нормально было, какие были планы у Высоцкого?

ВЯ: Кто это знает? Не знаю.

АЛ: В Америку?

ВЯ: Да нет. Он хотел побыть в Америке год. Поэтому и моя женитьба была на американке. Именно все связано с этим.

АЛ: Здесь его утвердили на фильм «Зеленый фургон».

ВЯ: Почему утвердили? Он сам хотел. Он бы не стал сниматься. Его не утвердили, во-первых.

АЛ: «Наше призвание» его утвердили.

ВЯ: Не, не. Он не хотел. Он не хотел сниматься. Он хотел только как режиссер, больше никак. Понимаешь.

АЛ: Полоке песни писал для фильма. Его утвердили на роль здесь.

ВЯ: Ну и что, песни. Он как автор хотел выступать. Он бы не стал играть. Да. Он играть не хотел. Автором – вот песни, пожалуйста. Записать. Я думаю, может, Генка и уговорил его, сложись так, если б прожил дольше. Но особого энтузиазма не вызывало его. Он не хотел просто этим заниматься. Он говорил об этом всегда. Но потом как бы все равно чувствовал свою обреченность. Я думаю, что он все равно так чувствовал, но надеялся, что обманет ее смерть. Он все время как бы: «Ну, ничего, ничего, я проскачу. Проскачу. Я вот сейчас вылечусь, и все будет у меня нормально».

АЛ: Валерий Павлович, у некоторых в воспоминаниях проскальзывает, что последний спектакль «Преступление и наказание» был после «Гамлет». Исключено?

ВЯ: До этого был, да. Он сыграл его. «Преступление и наказание».

АЛ: Да. Это было после смерти Колокольникова сразу.

ВЯ: Да, да.

АЛ: Да, кстати, Ксюха тоже вспоминает, что они там фильм какой-то снимают. И что киносъемка была, и Высоцкий играл водителя мерседеса. Это ее воспоминания.

ВЯ: Мало ли что. Черт его знает. Я не знаю. Она путает. Это итальянцы снимали, были съемки на мерседесе. Ну, это же был не фильм, это было интервью с ним. Потому что он тогда спрашивал: «Сколько мне заплатят?» «Не  знаю». «Сколько у Вас  Мастрояни получает? На его уровне готов сниматься». Ну, они там заплатили ему, серьезные деньги по тем временам. Но фильм специально какой? Не могло. Ну, может, для Ксюхи тогда казалось, любые съемки фильм.

АЛ: Т.е. она могла видеть просто съемку итальянского телевидения?

ВЯ: Конечно, конечно.

АЛ: Но она как бы говорит о 80-м. А Италия 79-й.

ВЯ: Но черт его знает. Я не могу ничего сказать. Ну, нет такого времени в эти годы, чтобы я чего не знал. Редчайшая вещь, когда я просто работал, мог не оказаться. Поэтому в Калининград с ним не поехал, не мог.

АЛ: Калининград, последний концерт. Есть воспоминание, что Высоцкий прерывает концерт из-за того, что его из зала просят «пой». «А кто автор этой записки?» Тишина. Он разворачивается и уходит. Ну, там что-то было такое. Я не был сам. Говорят, не мог петь. Не было голоса. И он: «Я не буду петь».

ВЯ: Ну, это было так быстро. Вспоминал. Он был совсем плохой. Понимаешь. Совсем плохо было.

АЛ: К Марине не поехал только потому, что не было «лекарства»?

ВЯ: Не только поэтому. Он собирался поехать. И билет был, и была виза. Было. И если б было все более менее нормально – он поехал бы. Он получил билет, уже была виза. Он поехал. Я не помню, по-моему, 29-го должен был поехать.

АЛ: Да.

ВЯ: Вот. Потому что там была очень замечательная штука. Когда он в ОВИР приходит. Сменился начальник ОВИРа. А у него была договоренность,  ему разрешили раз в год только приносить характеристику, он тогда визу получал. Потому что надо было выездную визу тоже получать. Вот. И он приходит просить визу. А ему говорят: «Нет, вам надо заново оформлять документы». «Почему? Год то ведь не кончился». Он говорит: «Вы путаете, есть календарный год, а есть год. Вот этот год кончился. Допустим, Вы в 79-м году подавали, а сейчас 80-й». «Ну что ж, год с момента подачи, в 79-м, допустим, в июне, значит, в 80-м тоже входит сюда». «Нет, вы неправильно считаете. Мы считаем календарный 79-й, значит, 80-й надо заново оформлять». Володя: «А кто Вам об этом сказал? Начальник ОВИРа новый?» «Есть высшая инстанция». «А кто?» «Я не могу Вам назвать». «Тогда я по своим каналам узнаю». И приходит домой, мне говорит через час: «Набери мне ОВИР». Я набираю ОВИР. Он берет и говорит: «Можно начальника ОВИРа. Высоцкий. Занесите документы мои на подпись». И положил трубку. Через два дня звонок. «Идите, получите визу». Вот он пошел и получил визу. Т.е. он сыграл чистый блеф. Он не знал, к кому идти. Они понесли документы – ему подписали.

АЛ: Представлялся своим именем?

ВЯ: Да, конечно. «Высоцкий. Я был у начальника». «У кого?» «Ну, какая вам разница, у кого. Принесите документы, узнаете». Положил трубку. И не рискнули. Понесли и дали. Подписали. Т.е. он умел блефовать такие крупные вещи. Он был политик, конечно. «Не, они же блефуют – и я блефую. Врет, что он».

АЛ: Высоцкий в азартные игры играл?

ВЯ: Да, играл. Играл в казино, не раз. При мне нет. Рассказывал. А так нет, в жизни – нет. Ну, он в казино, насколько мне рассказывали, его заинтересовало. Я думаю, что он заводился, если бы возможность была, он бы заводился.

АЛ: В карты играет – ну, это к 60-м годам больше относится.

ВЯ: Ну да. Я тебе скажу – он вообще, я об этом уже говорил, он знал, как зарабатываются деньги. Он не разбрасывался деньгами, он знал, как они тяжело зарабатываются. Не был таким, знаешь, гуляка.

АЛ: Гуляка, смотря в каком состоянии.

ВЯ: В любом. Никогда. Он мог там потратить. Так, чтоб спустить все, когда уже серьезными делами занимался. Он понимал ответственность. По крайней мере, я этого не знаю. Я знаю Высоцкого уже Высоцким! Поэтому.

АЛ: Вы как бы знали последние годы?

ВЯ: Да.

АЛ: А почему он с Бортником рассорился?

ВЯ: Ну, это их личные дела, что мы будем касаться. Вы у Бортника спросите.

АЛ: Бортник не скажет.

ВЯ: Ну, не скажет, так нет

АЛ: Это не наркоты касалось, нет?

ВЯ: Может быть, я не знаю. Не знаю Бортника. Не знаю ничего про это дело.

АЛ: Такой нюанс, сына Вадима Ивановича Туманова, Вадик. Из-за того, что «посадил» Высоцкий, они рассорились? С Тумановым?

ВЯ: Что, что? Они не рассорились.

АЛ: Ну, как, обида была у Вадима Ивановича.

ВЯ: На кого?

АЛ: На Высоцкого из-за Вадика.

ВЯ: Нет, ничего. Вы путаете. Никаких обид не было, и быть не могло. И почему из-за Вадика? Высоцкий наоборот хотел удержать Вадика. Когда он увидел у него, он пришел в рубашке, он схватил его. «Ты чего делаешь? Я тебя умоляю. Ни в коем случае». Эти две вещи никак не связаны. Болезнь Вадика и болезнь Высоцкого. Абсолютно. Поэтому нельзя даже путать. Наоборот. Я всегда утверждаю – Высоцкий хотел завязать. Высоцкий все делал для того. Просто не справился. И умер он от того, что не попросил. Хотя как бы не сложно было – и ампула была в доме. Он знал это. Значит, он решил что-то для себя.

АЛ: Так Федотов все-таки проспал?

ВЯ: Что значит «проспал»? Я еще раз скажу. Федотов был единственный человек, который брал на себя ответственность! Федотов единственный врач, который пытался что-то сделать! Вместе с Высоцким пытался его как-то вытащить! Сам Володя ему доверял безумно и безмерно! И все разговоры, связанные с тем, что Федотов что-то не так делал. Никто они: ни Сульповар, ни Щербаков, которые были на этом совещании, потому что присутствовали рядом с ними. Никто. Что завтра возьмем. А он  взял на себя ответственность. Да. Он не смог до конца. Это его всю жизнь преследовало после смерти. Он все время экспериментировал на себе и тоже не увернулся. Он мне все кричал. «Вот сейчас бы я его вытащил. Валера, сейчас вытащил, я все проверил». Ну вот – проверил. Точно также ушел из жизни. Т.е. нету от этого – никто не нашел излечения и никто не найдет. Поэтому люди величайшей воли не могли с этим справиться: такой как Высоцкий, такой как Федотов. Поэтому.

АЛ: А Годяев?

ВЯ: Да при чем тут Годяев. Вообще, сейчас этот урод Володарский, который  х… начал писать, что он отравился из-за этого. Обычная бытовая, маленького роста человечек был влюблен в девочку, которая ему отказала. Совершенно импульсивный человек. Он накануне позвонил Антимонию и спросил про таблетки сонные:  «Сколько нужно таблеток, я не могу уснуть? У меня есть 12». «Да ты чего – ты на тот свет уйдешь». Отношение, вообще, кто сейчас связан – такая ересь. Володарский – это ничтожность, совершенно никчемный человек.

АЛ: Ну, история с дачей показала.

ВЯ: История с дачей вообще, понимаешь ты. Володя действительно с ним дружил, потому что он тогда был единственный автор, который якобы с ним собирался что-то писать. А для Володи – это было самое главное, он на это клевал, понимаешь ты. Это Володины – не мои слова.

АЛ: Так «Венские каникулы» написаны до 79-го года?

ВЯ: Конечно, конечно.

АЛ: Т.е. неделя перед 79 годом?

ВЯ: Да, да. Это точно, вот. И Володя – вот это, а он был такой благодарный человек. И тот, как бы признав его авторство, как бы становился на пьедестал для Володи. Автор. И он как бы признавал его как собрата. И поэтому он так к нему относился. Но, тем не менее, он сказал: «Фарида. Кто меня разведет с Мариной – это Фарида одна. И это было каждый раз унизительно ездить на дачу, потому что он должен предупреждать, что он едет. Понимаешь, в свой дом едет – надо предупредить. Что ворота одни, ключ они не давали от ворот. Вообще, это все унизительно. Уж кому-кому, не ему говорить об этом. Правда, сейчас это не имеет значения: чтобы я не говорил, чтобы они не говорили. Володя уже не нуждается ни во мне, тем более в нем, понимаете. Кто мы – пигмеи по сравнению с Высоцким. Наша задача до конца жизни быть благодарным ему, что мы рядом как-то волею судьбы оказались. Ты пойми, Володя сегодня ни в чьей защите, поверь, я даже не знаю. Ну конечно, говорить о его творчестве, о его жизни надо, конечно, знать все нюансы. Может быть, поможет, как бы объяснить его творчество. Но Володя-то сам все описал. Ты пойми, со дня рождения.

АЛ: «Я в глотку, в вены яд себе вгоняю.Пусть жрет, пусть сдохнет – я перехитрил».

ВЯ: Да, да. Володя все описал: со дня рождения до дня смерти.

АЛ: «Уйду я в это лето».

ВЯ: Конечно. Так что это все, понимаешь. Я убежден, что Володарский не читал и сегодня половину его стихов. Сто процентов я тебе говорю. Вот я тебе отвечаю об этом. Поэтому о чем говорить.

АЛ: А Вы знаете, что он сценарий написал, и минский актер должен играть.

ВЯ: Я знаю. Я тебе скажу, что вообще, играть Володю – ну зачем? Кому? Пускай пройдут какие-то годы. О чем он может рассказать? Я хочу понять. Понимаю, если ты впрямую хочешь Высоцкого снимать, значит, нужно знать хотя бы всю его жизнь. Понимаете. О чем ты хочешь? В театр он не ходил, Володарский, роли его он не видел. Несколько пьянок и совместный (сценарий) – это еще не значит.

АЛ: Кроме поездки на дачу они и не общались, наверное.

ВЯ: Абсолютно не общались. Нет, ну он общался в период написания.

АЛ: «Венские каникулы».

ВЯ: И, когда он ему там обещал, в «Пугачеве» очень хотел, его заманивал. Что будет сниматься. Пробы там. В общем, не мне судиться – уже все расставлено на свои места. «Кто есть кто». Кто про что, кто зачем. Мне сейчас важно одно, вот если этот конкурс будет, мне важно знать, как молодежь реагирует. Если его будут, сценарий этого конкурса: они и свои работы представят, и надо будет обязательно по условиям конкурса исполнить одну его вещь, или прочесть стихи. И мне будет ясно, как люди, что читают, как они. Сегодня же все открыто. Бери – изучай! Я думаю, что уже несколько сот докторских диссертаций защищено по всему миру. Я думаю, кандидатских еще много. Для меня самое важное одно, сама фраза Бродского, что мы не знаем, не можем оценить, какую утрату понес, с уходом Высоцкого, понес русский язык. Это стоит всех оценок.

АЛ: А что Высоцкий рассказывал насчет встречи с Бродским?

ВЯ: Он мне ничего не рассказывал. Но с Бродским я сам встречался, когда я снимал фильм. Есть семь интервью. Из чего состоял фильм? Фильм состоял из фотографий, которые я привез, из части записи, которую я привез в Америку тогда. Это было почти невозможно – это вот кинопанорама и интервью, которые дали: Шемякин, Барышников, Милош Форман, Иосиф Бродский, Вася Аксенов, Марина Влади, Алан, переводчик один Канадский. Вот. И Алешковский. Вот восемь человек дали интервью. И вот они все.

АЛ: Да у вас же что-то есть записать, которое не ходит? Фотографии?

ВЯ: Ничего не держу, вообще. Я всегда все отдавал. Ничего, поверь мне. Я специально отдал. Мне было очень тяжело. Я взял специально, из дому, все, что у меня было, записи какие-то, все отдал. Ничего.

АЛ: А записи Высоцкого, которые он делал на свой магнитофон, они существуют как бы? Или нет? Потому что всплыла фактически только одна песня.

ВЯ: Не знаю. У него был телефункен – магнитофончик. Он эти кассеты отдал, отвез. И они потом у Годяева всплыли.

АЛ: Да. Так записи эти где?

ВЯ: Я не знаю.

АЛ: Где они могут быть? «Райские яблоки», куча вариантов, вроде должна быть у Бортника. Тоже ничего не знаете?

ВЯ: Не думаю, что у Бортника вообще что-то есть… Честно говоря, такие подробности. Поскольку я не архивариус. Мать же была архивариус. Она все записывала.

АЛ: А вот у Леонова, когда он уехал, остались какие-то материалы?

ВЯ: Думаю, что да. У него много было материалов. Леонов вообще немножко нечистоплотный оказался парень. У него должно быть много материалов.

АЛ: Потому что тогда все отдавалось.

ВЯ: Отдавалось, да. У него, я думаю, у него много материалов.

АЛ: Валерий Павлович, вот Солдатенковская группа «Гамлета» последний день снимала, вот этот кусочек, что известен. А так у них были попытки еще съемок? Почему не засняли?

ВЯ: Да. Ну, он не давался никак. Трудно было уговорить на съемку – он не давался. Не хотел.

АЛ: Т.е. Высоцкий сам не давал разрешения. Перевозчиков опубликовал, что его Дроздов хотел записать. Съемка в МГУ он записывал.

ВЯ: Да, Дроздов.

АЛ: Что собирались они писать видеоархив Высоцкого.

ВЯ: Я тоже об этом слышал. Но тогда ничего не знал. Высоцкий? Нет. Когда на Таганке был, он там писал чего-то. Высоцкий – нет. Высоцкий один раз с ними встретился. Но, когда мы записывали вот эту, вместе. Высоцкий понятия не имел, что существует видео. Для него тогда казалось, что это такая немыслимая аппаратура. Какие-то большие аппараты, вообще, черте что. Не знал, что маленькая камера снимает, тут же тебе выдает все. Понятия не имел. Он думал, что это черте что такое. Мы же не знали. Когда ему дали на следующий день. Они тоже играли в эти самые игры. Ему тоже не сразу дали. На следующий день только. Ему надо было послать в Америку. По-моему, он так и не отослал. И для него это было открытие, что это так легко. Хотя у Бабека это все уже было.

АЛ: А чего же он не писал?

ВЯ: Но кто его знает? А Бабек мог писать. У Бабека были камеры. Он уже, кстати, начал снимать. Кстати, у Бабека должно быть очень много. Я не знаю, где его архив. Он же писал все похороны. И Никита снимал. Никита снимал Михалков, целая группа его снимала.

АЛ: А где архив? Чекисты не могли прибрать?

ВЯ: Да ну. Ребята, Вы чекистам придаете такое внимание. На х… не нужно это было. Это сейчас уже все выяснилось. Их больше интересовали наркотики, потому что они могли его за это дело прищучить, получить от него, кто за что? Он не был диссидентом, понимаешь. А куда следить за ним? Минск для него с одной стороны такой город, когда он начал сниматься, первые песни Туров поставил. С другой стороны, на гастролях: он пришел сигареты купить, у него были франки с собой – ему не дали.

АЛ: Где?

ВЯ: В гостинице пошел в бар купить сигареты, дал марки, французские франки. А ему говорят: «Нет, предъявите документы, что вы...»

АЛ: Это он рассказывал?

ВЯ: Да.

АЛ: Это когда Вы были или когда на гастролях?

ВЯ: Не. На гастролях. Он в этот момент просто зверел. Они требовали документа на подтверждение этой валюты.

АЛ: Оксана вспоминает, что она приехала с ним в Минск, потом уехала. Что он опять сюда приезжал. Тогда, когда Таганка гастролировала.

ВЯ: Не берусь. Она лучше знает. Она с ним в Ленинград ездила на съемку, да. Может, она путает. В Ленинград, это точно. А я не мог. Тогда был занят. Вот только сейчас вспоминаю. Виноградов позвонил мне и сказал: «Вот есть такая идея снять». «Да он не будет сниматься. Потому что в комитете там у него была масса обмана». Они мне клялись, божились, что все согласовано, все будет сделано. Фильм снимал Виноградов. Я говорю: «Слава, Вы ошибаетесь. Он не будет сниматься». И они его обманули…

01.08.2005

Текст впервые был опубликован в книге "Владимир Высоцкий в воспоминаниях современников", книга 2. Серия "Владимир Высоцкий. Белоруские страницы", выпуск 68. Автор-составитель: А.Линкевич. Минск, 2009г.

 

 

ГЛАВНАЯ

НАЗАД К ВОСПОМИНАНИЯМ

Главная

Воспоминания

Статьи

Экскурсии

Мероприятия

Место Втречи - Одесса